ИСТОРИЯ ИСКУССТВА КАК ЖИВАЯ СИСТЕМА: МЕТОДОЛОГИЧЕСКИЕ АСПЕКТЫ В ИСКУССТВОЗНАНИИ ХХ ВЕКА
Автор: Лиманская Людмила Юрьевна
ORCID ID: 0000-0002-0592-3192
Аннотация: В статье исследованы пути взаимодействия неоэволюционизма и искусствознания ХХ в.. Важнейшей проблемой , которая рассматривается с различных точек зрения является изучение истории искусства как живой системы, и возможности проведения аналогий между законами развития природы и искусства.
Ключевые слова: иконология, эволюционизм, образная память, врожденный интеллект, интериоризация, генетическая психология
THE HISTORY OF ART AS SELF-DEVELOPING SYSTEM: METHODOLOGICAL ASPECTS OF THE 20 C. ART STUDIES
Author: Limanskaja Ljudmila
ORCID ID: 0000-0002-0592-3192
Summary: Τhe article investigates ways of interaction between neoevolutionism and art criticism in XX century. The most important problem, considered from different points, is study of art history as a living system and possible analogies between the laws of nature and of art.
Keywords: iconic, evolutionism, imaginative memory, innate intelligence, interiorization, genetic psychology
Ссылка для цитирования:
Лиманская Л.Ю. История искусства как живая система: методологические аспекты в искусствознании ХХ века // Артикульт. 2011. 1(1). С. 93-102.
Главная идея культурно-исторического эволюционизма сложилась под влиянием естественнонаучных открытий Ч.Дарвина и его последователей. Классический эволюционизм настаивал на существовании универсального закона определяющего общность путей развития человеческой культуры на различных этапах его развития. Одним из ярких представителей эволюционизма в области исторического искусствознания является немецкий историк Аби Варбург. Одним из первых он высказал мысль о том, что непрерывность эволюционных процессов в истории искусства обеспечивает образная память, которая является своего рода генетическим кодом культуры. Образная память передается из поколения в поколение и является сквозным принципом существования культур. Человеческий род един, и представители разных эпох и поколений имеют идентичные умственные способности и мотивацию в поступках. Непрерывность эволюционных процессов в искусстве и культуре развивается прямолинейно - от простого к сложному. Процесс усложнения определяется путями миграции образов, которые существуют на основе селекции и искусственного отбора. Изучая роль античных образов в искусстве Ренессанса, Варбург пришел к выводу, они представляли собой нерастворимый эмоциональный осадок – «рathosformel», который лишен конкретной семантики и воспринимался человеком Возрождения посредством ассоциативной памяти. Продолжая свое исследование присутствия сквозных образов в истории искусства Варбург составляет атлас «рathosformel», названного именем Мнемозины - прародительницы муз и божественной памяти. Целью этого атласа было сведение и систематизация многочисленных художественных мотивов, устойчиво повторявшихся в истории искусства. Эти мотивы, согласно Варбургу, обусловили эволюцию человеческого сознания, так как удерживали в себе «нерастворимый эмоциональный осадок». Присутствие одних и тех же образов в античном барельефе, новоевропейской картине или статуе, в религиозном образе или в современной газетной фотографии указывали на непрерывную эмоционально-ассоциативную связь различных эпох и поколений[9, 249].
Рассмотрение Варбургом проблемы «возрождения античности» как «истории символических выражений», идущих из древности «всплесков чувств», по сути, означало изучение проблемы единства истории всей западноевропейской культуры. Выдвигая в качестве центральной проблему чувственного единства эпох, Варбург рассматривал Ренессанс как поворотный период, в котором соединились традиции Античности и Средневековья и были сформулированы основные аспекты последующего развития европейской цивилизации Нового времени. В связи с этим разработанный Варбургом исследовательский метод – это творческий, концептуально управляемый процесс исторического воспоминания, который был направлен на оживление и восстановление опыта образных представлений прошлого[3,9]. «Предпринятый мной опыт, - писал ученый - позволяет мне высказаться в пользу методологического расширения границ нашей науки об искусстве как искусстве как относительно материала, так и относительно пространства <…> Я надеюсь, что посредством метода, поименного мной в попытке истолкования фресок палаццо Скифанойя в Ферраре, я показал, что иконологический анализ <…> способен изучать античность, средневековье и современность как взаимосвязанные эпохи и анализировать произведения изящного и прикладного искусства в качестве совершенно равноправных документов выражения. Этот метод, исследуя отдельные неясности, в то же время освещает крупные общие процессы развития и их взаимосвязи»[11, 459-481].
Цель иконологического метода заключалась в воскрешении к новой жизни представлений, вызываемых культом, религией, поэзией, которые были преданы забвению, а иконология - это наука об образной памяти, оживающей в поколениях. Изучение истории, это вслушивание в «голоса образов».
Заложенная Варбургом традиция изучения генетических функций культурно-исторической памяти в истории искусства и культуры нашла свое отражение в трудах его последователей. Ф. Йейтс, Э.Гомбриха, Х.Блума, М.Баксандалла и др.
Работа Френсис Йейтс «Искусство памяти» (1966) посвящена изучению роли образной памяти в истории культуры от античности до эпохи Возрождения. Исследуя принципы использования мнемотехнических процедур в герметической и классической традициях, Йейтс, одна из первых, последовательно проследила генетическую связь памятных образов в истории античной, средневековой и ренессансной культур. Исследовательница отметила, что мнемотехники, разработанные в античной риторике, изучались и применялись на протяжении всего средневековья, ренессанса, нового времени и оказывали влияние не только на риторические практики, но и на природу образной памяти в искусстве и архитектуре. Хервиг Блум в работе «Античные мнемотехники»(1969)[4,1-17] сосредоточил свое внимание на взаимосвязи искусства памяти и истории архитектуры, показав, что элементы образной мнемоники, которые применялись в искусстве памяти в античности и в средние века присутствовали как элементы архитектурной декорации в античных и средневековых мозаиках, фризах.
Общим выводом , к которому приходят исследователи заключается в том, что генетическая память культуры проявлялась в том, что античные визуальные образы в эпоху средних веков и возрождения выполняли функцию «познавательных карт» , направлявших смысловой фокус видимого в русло исторического единения времен. Синтез разновременных слоев осуществлялся не столько посредством логики, сколько путем эмпатии.
Функции генетической памяти, в равной степени интуитивно и осознанно регулирующей эволюционные процессы в природе и культуре, привлекли внимание биологов и искусствоведов, которые объединив свои усилия стали изучать историю искусств как живую систему.
Среди последователей эволюционистических идей Варбурга особое место занимают исследования историка искусств Э.Гомбриха и его друга и единомышленника , биолога К.Лоренца.
Проводя сопоставления между внутренней жизнью организма закономерностями внешнего мира, исследовав влияние высокоразвитых культур на примитивные, Конрад Лоренц пришел к выводу, что любой прогресс это следствие культурной интеграции. « По-видимому, прививка чужой культуры , пишет он, часто оказывалась импульсом, вызывавшим культурные фульгурации. Это обычный в истории культуры процесс, ставший возможным благодаря наследуемости приобретенных признаков»[1,401]. Лоренц полагает, что культурная традиция - это перенимание почтенного образца, который воспринимается как нечто почитаемое, вызывающее чувство уважения и любви, ведь у человека филогенетически запрограммировано почтение к предкам. Поэтому традиция, это система привычек, навыков, поведенческих стандартов, которые разделяются на виды и эволюционируют вместе с культурной традицией.
Продолжая традиции А. Варбурга, Э. Гомбрих, исследует историю искусства как ритмическое чередование «мотивов памяти», видит в них «зеркало – улавливатель» способным навести историка на след[6,43].
Следуя за Лоренцом Э. Гомбрих обратился к изучению истории искусства как живой системы. Изучая роль привычек, норм, поведенческих стандартов в искусстве и природе ученый обратил на то, что они отражают в равной степени естественное и осознанное чувство порядка. Во введении к работе «Смысл порядка. Исследование в области психологии декоративного искусства» (1979) Гомбрих писал: «Уже Кант сделал первую попытку теоретического обоснования вопроса о том, каким образом разум способен упорядочивать восприятие пространства и времени, соотнося эту проблему с понятием опыта. Будучи философом, Кант руководствовался чистой логикой, не задаваясь вопросом, каким образом другие организмы существуют в мире. Животные тоже ориентируются в пространстве, определяют свои цели, чувствуют опасность, добывают пищу. Дарвин выделил врождённые инстинкты, на основе которых животные «программируют» свою деятельность <...> В общих чертах любой организм должен решить две базовые проблемы - это дать ответ на вопросы «что» и «где». Эти действия у высших животных и у человека называются - «познавательной картой» - или системой координат. Пространственная ориентация и человека и природных форм жизни в равной степени инстинктивна и осознана. Она включает в себя упорядоченность таких пространственных отношений, как близко, далеко, высоко, низко, соединение, разделение, до и после. Вне желания переложить основную массу понятий на термины выбора, я должен разграничить восприятие значений и восприятие порядка. Эти базовые понятия играют определенную роль в классификации изобразительных искусств. Необходимо заметить, что восприятие смысла никогда не будет излишним, но понимание декорации мы можем построить исключительно на основе нашего понимания порядка»[7,64].
Следуя традициям кантовского априоризма, Лоренц и Гомбрих полагали, что реакциям всех живых существ и человека предшествуют гипотетическое знание. Исследуя образцы декоративных форм, Гомбрих пришел к мыли о том, что мир декоративного искусства, создаваемый человеком для самого себя, далеко не всегда создаётся ради красоты как таковой, но все образцы декоративных форм примечательны тем, что привлекают своей взаимосвязанностью с окружающим миром: «Глубже проникая в наше стремление обратить внимание на порядок как на показатель разумности, мы инстинктивно изумляемся тому, что обнаруживаем регулярность и порядок в естестве природы»[7,5].
Исследовав «чувство порядка», как основополагающий принцип эволюции истории искусства Гомбрих обратил внимание на сходство природных и художественных типов симметрии. В результате он показал, что симметрия – это способ организации пространства, который в равной степени естественен и осознан. Например, геометрический монтаж и в природе, и в искусстве основан на принципе иерархического единства малых и больших групп. Пример этому - естественные кристаллические образования, минералы, в органическом мире - морская звезда или морской ёж, в растительном - гранат. Особенностью этого принципа является возможность расчленять его на составные единицы, молекулы, кристаллы, микроорганизмы, зерна. Это приводит к ощущению делимости пространственных ограничений. Второй важный прием пространственной организации формы, используемый в декоративном искусстве, - это монотонные ритмы, которые нельзя разъединить. Например, один из самых распространённых дизайнерских приёмов - переплетение. В аспекте психологии восприятия этот композиционный тип орнаментации Гомбрих связывает с графическим выражением представлений о непрерывности. Соединения трехмерных элементов в решетки или рельефы интересны тем, что в них нет чётких границ.
Австрийский математик Aльберт Крис показал, что иллюзия переплетения создает ощущение устойчивости, которое возникает вместе с пониманием принципа композиционной организации орнамента. Подобными образцами декоративных переплетений часто пользовались для украшения пола в средневековых и ренессансных церковных интерьерах - чередование переменных темных и светлых прямоугольников, образующих крестообразные группы, создавало эффект длительности, простоты и единения.
В своих философских ретроспекциях Гомбрих неоднократно обращается к космологическим спекуляциям платоновского «Тимея». Мир, по Платону, состоит из плотно организованных атомарных тел и четырёх элементов, каждому из которых, соответствует геометрическое тело. Демиург, моделируя мир из хаоса, подобно плотнику, использовал систему геометрических форм и чисел. Куб создан для земли, пирамида (тетрахедрон) для огня, октахедрон для воздуха, исохидрон для воды и додекадрон для украшения всего универсума. Платон трактует процесс познания как проявление в сознании предвечной геометрической схемы (формы), над которой надстраивается чувственный опыт восприятия реальности.
Кристаллография ХХ в., изучая геометрию регулярных тел, объяснила возможности их симметрической организации. Связывая опыты современной кристаллографии с описанными в «Тимее» различными типами пространственных решеток состоящих из треугольников, ромбов, прямоугольников, шестиугольников, Гомбрих прослеживает взаимосвязь идей античной метафизики и современной математики. Современный математик Андреа Спейсер исследовал геометрию регулярных тел, выявил законы создания типов симметрической организации пространства. Для этого он использовал два компаса в двух направлениях. Один тип, названный «перемещение» использовался для измерения ритмических интервалов по оси движения. Второй тип «вращение» использовался для измерения ритмических интервалов радиусов вращения. Нулевое вращение формирует ритмическое отражение. Угол в 90º позволяет нам рисовать ось, относительно которой, отражающиеся формы оказываются симметричны.
Разнообразие принципов симметрической организации пространства издревле использовалось в декоративном искусстве. Исследуя варианты ритмической организации пространства посредством различных геометрических элементов, можно представить возможные границы пространственных представлений и показывает, что человеческая психология куда более изменчива, чем анатомия. Но как утверждает Гомбрих, существуют инварианты характеров, предрасположенностей человеческого разума, которые объясняют развитие общих черт декоративного искусства, присущих ему в не меньшей степени, чем языку или культуре. Смысл порядка заключается в присутствии этих склонностей, отсутствие порядка ощущается как дискомфорт. Это лишь один шаг к предположению, что наша потребность в порядке - это потребность в защите[7,263].
В работе «Глаз и образ. Последующие исследования психологии графических представлений» (1982) Гомбрих развивает идею Варбурга о «Pathosformel» - мотивах памяти, концептуально управляющих процессами культурно-исторического самосознания. Проблема психологии графических представлений в искусстве основывается Гомбрихом на разграничении между воспоминанием (recall) и узнаванием (recognition). Границы рассматриваемого материала связаны с эволюцией эстетики зрения как художественного мировоззрения характерного для определенных периодов развития европейского искусства. Гомбрих отмечает, что не всякий период в истории искусства нацелен на интерпретацию смысла видимого, целые эпохи ориентированы на вымысел и фантазию. В истории только дважды, в античной Греции и в ренессансной Европе художники шаг за шагом прилагали усилия, чтобы, достигнув иллюзии, обмануть глаз. Античный мир рассматривал эволюцию искусства как совершенствование мастерства в искусстве имитации. Ренессанс возрождил эту традицию и оценивал движение к совершенству в терминах античной теории мимесиса. Процесс завоевания реальности получил дальнейшее развитие в искусстве Нового и Новейшего времени.
Для Гомбриха имитация реальности - это не вопрос стиля, а вопрос психологии зрительного восприятия, он задается вопросом, почему многие поколения художников обнаруживают тягу к пристальному всматриванию в реальность? Уже в «Поэтике» Аристотель указывает на то, что удовольствие от любования искусно выполненными предметами, произведениями искусства есть результат врожденной любви к познанию. Действительно, всматриваясь в предметы, мы их изучаем, изучая - познаем, познавая - узнаем. Узнавание познанного и доставляет чувство удовольствия при всматривании. Но существует и вторая сторона чувственного опыта. Узнавание - это акт воспоминания того, что было познано. Для историка искусств важно учитывать, что как бы ни были узнаваемы образы в живописи, увидеть их в реальности невозможно. Возникает вопрос: что же лежит в основе узнавания? Проблема в том, что наше внимание избирательно. Мы можем сфокусировать внимание в определенном поле зрения. Поэтому внимание к одним предметам порождает невнимание к другим. Какими бы тщательными не были попытки охватить реальность, они представляют собой лишь видéние или мистическую грезу. Истинное чудо в том, что мы способны легко распознавать множество впечатлений. Очевидно, что различие между тем, что привычно и что непривычно, в конечном счете имеет биологическое значение и важно не только для человека, но и для животных[8,14].
Причина узнаваемости заложена в памяти. Память - явление естественное и свойственна как человеку, так и другим живым существам. Поэтому, Гомбриху представляется правомерным утверждение о том, что эволюция в искусстве и природе основана на принципе естественной узнаваемости. Для создания правдоподобных образов, имитирующих нечто другое, нежели они сами, природа изобрела много уловок. Например, мимикрия растений, животных с целью обманув глаз привлечь или отвлечь внимание, отпугнуть врагов или привлечь к брачным играм. Как происходит процесс обнаружения мимикрии. То, что и животное и человек обладают биологической памятью очевидно. Но, животное сориентировано на выживаемость во внешнем мире, а человек, нацелен на самое себя. Для того чтобы распознать бабочку, мимикрирующую пол лист, глаз птицы должен быть намного острее, чем у человека.
Избирательность памяти основана на эволюции рационально усвоенных схем. Схемы играют роль кодов, нацеленных на активизацию памятных образов, ведь процесс заучивания предполагает одновременно припоминание заучиваемого образа. Многие стили в истории искусства оперировали готовыми для запоминания кодами. Изображение строилось на основе хорошо испытанных композиционных схем.
Гомбрих выделяет несколько форм живописной описательности. Один из них он называет пиктографическим методом: когда сакральное событие описывается ясными и простыми графическими символами. Смысл происходящего прочитывается прежде, чем складывается визуальный образ. В контексте такого стиля визуальная достоверность не имеет значения.
Эволюция греческой, а затем ренессансной живописи, в отличие от других периодов, происходила с привлечением науки. Гомбрих отмечает, что относительно только таких периодов можно обосновано говорить о «визуальных открытиях». В эти периоды изображение это не только визуализированный текст (пиктограмма). Код узнаваемости оказывается ориентированным на анатомию, перспективу, оптику, геометрию. Искусство понимается как наука, а естественнонаучный опыт выступает как художественный инструментарий, который используется для создания узнаваемых образов.
Код узнаваемости, по Гомбриху, это результат прошлого опыта и будущих ожиданий. Но границы наших ожиданий легко разрушить. Показателен пример с узнаванием хорошо знакомого человека после долгой разлуки. Мы часто испытываем шок от тех перемен, которые произошли с его обликом. Но уже вскоре память и впечатления сливаются, и сквозь приметы времени проступает знакомый образ.
Эстетика зрения, это результат реверсивных отношений между воспоминанием и узнаванием. В художественной практике такой опыт направлен на уединение, которое порождает состояние «просветления». «Просветление» - это есть некий образ, в котором поэтическое переживание и визуальные впечатление тесно переплетены. В этом контексте этих рассуждений показателен опыт классической живописи и романтизма, например, пейзажи Клода Лоррена и Каспара-Давида Фридриха. При вглядывании в романтические ландшафты образы природы бессознательно опознаются и сознательно воскрешаются в памяти.
Верно то, что художники, профессионально ориентированные на визуальные ощущения способны открывать перед зрителем неожиданные аспекты видимого мира. Для эмоционального соучастия главное - желание запомнить. Это желание ориентировано на детали, которые являются кодами. Жест, мимика, поза проявляют в образе его эмоциональный пафос, заставляют вжиться в чувственное содержание.
Эволюционистические идеи Лоренца – Гомбриха были подвергнуты критике представителями школы генетической психологии Жан Пиаже и историком искусства С.Габлик.
Главной проблемой, которая подверглась обсуждению , стал кантовский априоризм, базовое понятие, на котором была построена эволюционистическая концепция Лоренца-Гомбриха. Утверждая, что генетическая память и интеллект врожденные и всеобщие, Лоренц и Гомбрих полагают, что образное мышление, выраженное в естественной потребности к самоорганизации – чувстве порядка, прослеживается уже у простейших организмов. Критикуя это утверждение, Ж.Пиаже рассматривает генетическую память как результат интериоризации внешних действий и выделяет стадии сенсомоторного интеллекта, конкретных и формальных операций. Следуя теории Пиаже, искусствовед Сюзи Габлик предложила периодизацию истории искусства как отражение стадий развития эволюционных процессов. В работе «Прогресс в искусстве»[5] она утверждает, что, подобно тому, как «онтогенез повторяет филогенез», когда эмбрион в процессе своего развития повторяет стадии развития своих предков, интеллектуальное развитие и образное мышление есть ассимиляция, или интеграция новых объектов, новых ситуаций и событий в предшествующие схемы.
Используя теорию психогенеза Пиаже Габлик предложила периодизацию пространственных представлений от античности до Нашего времени. Исследуя специфику пространственных построений в искусстве Габлик показывает, что различия в художественных стилях отражают эволюцию рационально сконструированных операционных стадий сенсомоторного интеллекта, когда каждый предшествующий период является базисом для последующих этапов развития, даже в случае, когда один этап строится на отрицании предыдущего.
Следуя теории интериоризации интеллекта историк искусства и психолог Майкл Кубови в работе «Психология перспективы и искусство Возрождения»[10] подчеркнул, что сторонники врожденного разума (Гомбрих и Лоренц) самым удивительным образом забывают о существовании наследственности и саморегуляции. Саморегуляция, корни которой являются органическими, присущи как биологическим, так и мыслительным процессам. Действие саморегуляции имеет, то огромное преимущество, что оно может быть непосредственно проконтролировано. Вот почему именно в этом направлении, а не в простой наследственности, надлежит искать биологическое объяснение когнитивных построений. Следуя в этом положении за теорией Пиаже, Кубови полагает, что процесс саморегуляции по самой своей природе являются конструктивистским и диалектическим. Об этом свидетельствует, например, анализ сенсомоторной логики, которая содержит все виды соответствий или практических морфизмов. Когда мы ищем и находим ожидаемое, наши средства предшествуют достижению цели, они должны быть упорядочены согласно определенной последовательности. Эта последовательность задается схемами. Одна схема может быть включена в другую в виде частной схемы или подсхемы. В результате обнаруживается устойчивая структура, которая предвещает структуру логики. Переход от сенсомоторной к концептуальной логике является преобразованием ассимиляции. До этого момента ассимиляция представляет собой включение некоторого объекта в схему действия; например, один предмет может быть схвачен, другой тоже может быть схвачен, и т.д., — все объекты хватания ассимилированы, включены в схему действия — действия хватания. В связи с этим природа ментальных образов, это не что иное, как интериоризованная имитация, порождающая затем репрезентацию[2].
Рассмотренные нами искусствоведческие концепции показывают, то значительное влияние, которое оказал эволюционизм на теорию и методологию искусствознания ХХ века, расширив границы науки об искусстве и показав ее органическую связь с обширным корпусом гуманитарных наук.
ЛИТЕРАТУРА