С.Е. КАЧАЛИН Стрелки и доярки: эротическое остроумие в голландской и фламандской жанровой гравюре рубежа XVI–XVII вв.

АРТИКУЛЬТ-032


СТРЕЛКИ И ДОЯРКИ: ЭРОТИЧЕСКОЕ ОСТРОУМИЕ В ГОЛЛАНДСКОЙ И ФЛАМАНДСКОЙ ЖАНРОВОЙ ГРАВЮРЕ РУБЕЖА XVI–XVII ВВ.
УДК 7.034(492)+75.041+75.045
Автор: Качалин Степан Евгеньевич, магистр искусствоведения, лаборант кафедры Факультета истории искусств Европейского Университета в Санкт-Петербурге (191187, Санкт-Петербург, Гагаринская ул. 6/1 А), e-mail: skachalin@eu.spb.ru
ORCID ID: 0000-0002-0027-3506
Аннотация: В статье анализируется ряд нидерландских (голландских и фламандских) гравюр конца XVI – начала XVII вв., содержащих сексуальный подтекст. Эти сцены можно отнести к бытовому жанру, однако, определённые иконографические элементы в них не только отсылали к некоторой повседневной реальности, но также обладали вторым значением сексуального характера. Подобные мотивы были связаны с распространёнными в голландском языке словесными идиомами – эвфемизмами для обозначения полового акта, гениталий и пр. Мы будем рассматривать эти гравюры в русле традиции, которая предполагала воплощение какой-либо словесной максимы в изобразительную форму (сюда мы можем отнести также эмблемы и пословицы). Игра значений, рождаемая двусмысленностью того или иного мотива, помещаемого в различные, каждый раз новые изобразительные контексты, не только могла восприниматься как нечто смешное или остроумное, но и производить эротический эффект. На примере гравюры Андреаса Стока по рисунку Якоба де Гейна «Стрелок и доярка» в статье будет показано, как эротическое значение конструировалось в подобных гравюрах. Вместе с этим, мы продемонстрируем, как комический и эротический уровни смысла в этих изображениях взаимодействовали друг с другом, так что прагматика изображений могла варьироваться от непристойной шутки до более сложной остроумной игры образами, что соответствовало вкусам той или иной зрительской аудитории.
Ключевые слова: голландская гравюра XVII в., эротические мотивы, комическое, непристойное, иконография, символизм

ARCHERS AND MILKMAIDS: EROTIC WIT IN DUTCH AND FLEMISH GENRE PRINTS OF THE TURN OF THE 16TH AND 17TH CENTURIES
UDC 7.034(492)+75.041+75.045
Author: Kachalin Stepan Evgenyevich, MA in Art Studies, research assistant in European University at Saint Petersburg (6/1 A , Gagarinskaya street, Saint Petersburg, Russia, 191187), e-mail: skachalin@eu.spb.ru
ORCID ID: 0000-0002-0027-3506
Summary: The article dedicated to number of Dutch and Flemish genre prints of the turn of the 16th and 17th centuries which contain sexual implications. In these prints some iconographic elements represented objects of mundane reality, but at the same time they had a hidden sexual meaning. Such motives were based on Dutch idioms, used as euphemisms for sex, genitals and other sexually colored lexis. Most of these prints were comic images that can be considered within a larger body of images in which some verbal maxim were embodied in pictorial form (same as emblems and proverbs). These recurrent motifs with double entendre were perceived as witty meaning games and evoked titillating effect. The construction of erotic meaning is analyzed in the case of engraving “Archer and Milkmaid” by Andreas Stock after Jacob de Gheyn II. Along with that the article demonstrates how erotic and comic meanings in these prints interacted in the situation of stylistic changes in the Dutch art of this period, so the functions of these prints could shift from obscene jokes to intellectual wit.
Keywords: Dutch prints of 17th century, eroticism, comic, obscene, iconography, symbolism

Ссылка для цитирования:
Качалин С.Е. Стрелки и доярки: эротическое остроумие в голландской и фламандской жанровой гравюре рубежа XVI–XVII вв. / С.Е. Качалин // Артикульт. 2018. 32(4). С. 71-90. DOI: 10.28995/2227-6165-2018-4-71-90

скачать в формате pdf


Широкое распространение сексуальной образности в западноевропейском искусстве раннего Нового времени давно привлекает внимание исследователей [Hammer-Tugendhot, 2012; Jones, 1994; Talvacchia, 1999; Tassi, 2005]. Интерес к изображению чувственного тела, к различной эвфемистического рода символике, а также к сценам повседневной жизни, имеющим сексуальный подтекст, объяснялся не только развитием светской культуры, но и был связан с постоянными социальными, экономическими и религиозными изменениями, заставлявшими людей того времени по-новому осмыслять гендерный порядок, матримониальные отношения и нормы сексуальной морали (о проблеме «кризиса» гендерного порядка в период раннего Нового времени см.: [Roper, 1994, p. 37-43]).

Нидерландское искусство XVI-XVII вв. не является здесь исключением. В этот период в Антверпене, Амстердаме, Харлеме, Утрехте и других городах этого региона производилось и покупалось большое количество картин и гравюр, имеющих отношение к сексуальной тематике. При этом речь идёт не только о многочисленных изображениях обнажённой натуры в мифологических и ветхозаветных сценах (о проблеме сексуальности в примерах репрезентации обнажённого тела в голландском и фламандском искусстве см., например [Hammer-Tugendhat,  2015; Sluijter,  2006; Streule, 2011]). Внушительный корпус изображений основывался на репрезентации элементов повседневной реальности. Здесь можно привести в пример и buitenpartij, восходящие к средневековой традиции «сада любви», изображающие развлечения молодого поколения представителей состоятельной части городского общества, [Kolfin, 2006; Nevitt, 2003], и близкие с ними иконографически сцены, действие которых происходит в борделях – т.н. boordeltjes (о репрезентации проституции в нидерландской живописи см. [Adams, 1999; van de Pol, 2010; Salomon, 2000]), и многие другие. Среди этого корпуса также есть изображения, в которых сексуальное значение завуалировано метафорическим образом.

Одна из таких гравюр – «Стрелок и доярка» Андреаса Стока по рисунку Якоба де Гейна, New Hollstein 156-1 (рис. 1), и будет в центре нашего внимания. Смысл этого большого (практически 40 на 30 см) изображения, которое когда-то могло украшать интерьер чьего-то дома, скорее всего, был более понятен её современникам, хотя и им предстояло, в каком-то смысле, «разгадывать» заложенное в нём послание. Вслед за предположениями некоторых исследователей, мы считаем, что «Стрелок и доярка» – одно из тех изображений, в котором присутствуют мотивы со скрытым сексуальным подтекстом. Сейчас сложно сказать, насколько прозрачными были содержащиеся здесь намёки для голландцев XVII века. Однако несколько копий и вариаций, в том числе и в виде картины, говорят о её популярности и коммерческом успехе (помимо рисунка де Гейна и гравюры Андреаса Стока по нему, изданной Николасом де Клерком, существует второе издание гравюры, сделанное Клэсом Фисхером, копия анонимного автора, а также ещё один, орнаментальный рисунок, сделанный де Гейном (сейчас в Берлинском гравюрном кабинете), см [de Jongh, Luijten, 1997, p. 129-132], картина анонимного автора, возможно, одного из учеников де Гейна сейчас в частной коллекции1).

Рис. 1. Андреас Сток по рисунку Якоба де Гейна II. Стрелок и доярка. Ок. 1610. Гравюра резцом на меди. 414 x 328 мм. Рейксмюзеум, Амстердам, инв. н. RP-P-1887-A-11827.

Чтобы понять смысл гравюры, зрителю нужно было распознать образы, большая часть которых уже на протяжении долгого периода – как минимум, с начала XVI в. – была известна образованной, а возможно, и не только образованной публике. Эти иконографические элементы были связаны с распространёнными в голландском языке идиомами, использовавшимися в качестве эвфемизмов для обозначения сексуально окрашенной лексики (впервые на это обратил внимание голландский искусствовед Эдди де Йонг в своей статье 1969 г. в журнале “Simiolus”, см. [de Jongh, 2004]). В данном случае речь идёт о мотивах доярки/доения, стрелка/стрельбы из лука или арбалета, а также, как мы увидим, предполагающегося, но не присутствующего здесь явно мотива охоты на птиц.

Вербальные эквиваленты этих мотивов являются double entendre, то есть имеют второе значение: melken – «доить», но также и ряд значений сексуального характера («ласкать», «мастурбировать»); boogschiten – «стрелять из лука/арбалета», но также «испытывать оргазм», если речь идёт о мужчине; vogelen – дословно «ловить птиц», также является эвфемизмом для совокупления (а названия некоторых конкретных птиц – для гениталий). Эта довольно старинная традиция (европейская литература ещё со времён средневековья имела большой набор эвфемизмов для всего, что было связано с сексом, см., например, [Jones, 1991]), судя по всему, процветала в Голландии в первой половине XVII в. Подобные двусмысленности не являлись чем-то маргинальным и активно использовались в литературном языке (известны даже случаи использования подобной лексики в процессуальных документах, см.: [de Jongh, 2004, p. 28-33].

Одновременно с этим были популярны и изображения, в которых эти двусмысленности получали художественное воплощение. Популярность их могла объясняться комическим потенциалом. Но также была связана и с развивающимися в то время «реалистическими» тенденциями в искусстве. Новые веяния появлялись вместе с художниками, иммигрировавшими в Голландию из Южных Нидерландов по религиозным или финансовым соображениям (В это время идёт затяжная, то затухающая, то разгорающаяся с новой силой война Северных Провинций с испанскими Габсбургами. Разорённые войной Южные Нидерланды находятся под контролем армий Филиппа II, и на их территории ведутся религиозные преследования протестантов, города Голландии же стремительно богатеют, привлекая большое количество мигрантов см. [Israel, 1985, p. 307-315]). Невинные на первый взгляд бытовые детали в некоторых изображениях, таким образом, могли одновременно являться частью повседневной сцены и таить за собой скрытое, иногда весьма пикантное значение.

Изначально исследователи были склонны видеть за подобными изображениями некий дидактический посыл [de Jongh, 2004]. Подобный «приём», когда через репрезентацию повседневной реальности раскрывалось скрытое моральное наставление, использовался в некоторых эмблематических книгах – жанре весьма популярном в Голландии XVII века (о голландских любовных эмблемах см. [Stronks, Boot, 2007; Stronks, 2009; Woodall, 1996]). Тем не менее, мы склонны считать, что хотя те гравюры, что мы будем далее рассматривать, и говорили со зрителем на языке, схожем с тем, что использовался в эмблемах, их целью было скорее развлечь зрителя. Большая их часть являлась высказываниями юмористического характера. Однако в гравюре «Стрелок и доярка» акцентирована эротическая составляющая. Под «эротическим» мы будем подразумевать такую интерпретацию сексуальной тематики, в которой отсутствует моральное осуждение. Такие гравюры, воздействуя на воображение, прежде всего, развлекали зрителя и стимулировали его сексуальное желание.

С помощью каких символов и риторических средств конструируется эротическое значение в гравюре «Стрелок и доярка», а также о некоторых особенностях прагматики этого и подобных ему изображений пойдёт речь в этой статье. Мы рассмотрим, каким образом вышеперечисленные мотивы реализуются в гравюре Стока, а также в ряде других гравюр конца XVI-начала XVII вв., что позволит указать на различия в их трактовке. Одновременно с этим, поместив гравюру в более широкий культурный контекст, мы постараемся понять, к каким жанровым конвенциям обращались авторы этой гравюры, как она могла восприниматься современниками и каковы были её социальные функции?

Рис. 2. Лукас ван Лейден. Доярка. 1510. Гравюра резцом на меди. 114 х 155 мм. Музей Метрополитен, Нью-Йорк, инв. н. 41.1.24.

На гравюре мы видим стрелка из арбалета, направившего своё оружие прямо на зрителя. Позади него стоит женщина, которая придерживает стрелка за локти. На голове её надета шляпа, на плечах – коромысло, слева от неё на земле стоит одно из вёдер. Мужчина и женщина изображены на фоне пейзажа со стадом коров, около которых мы также можем заметить любовников, предающихся ласкам. Если посмотреть внимательно, то можно понять, что это та же пара, что изображена на переднем плане – рядом с мужчиной, который вернул свою шляпу себе на голову, лежит арбалет.

Если мы обратимся к другим голландским гравюрам первой половины XVII века, а также к голландской литературе, мы обнаружим, что оба главных персонажа изображения наделяются там сексуальными коннотациями. При этом мы можем наблюдать их присутствие в примерах бытового жанра, пасторали, аллегориях, в порнографической поэзии и даже в антикатолической сатире.

Считается, что в нидерландском искусстве образ доярки впервые появляется в гравюре Лукаса ван Лейдена 1510 года, New Hollstein 158 (рис. 2) (подробнее о гравюре см., в частности [Silver, 1983]). Мы можем увидеть доярку на гравюре Яна Санредама – одного из учеников известного харлемского мастера Хендрика Голциуса (последний является здесь автором моделло), которая представляет собой аллегорическое изображение Лета из серии «Времена года», Hollstein 90-2 (рис. 3). Гравюра изображает встречу мальчика с венком из колосьев на голове, который является персонификацией лета, и доярки на фоне полей с трудящимися там земледельцами. Образ доярки здесь соотносится как с идеей «урожайности» (коровье молоко и колосья как дары лета и природы), но также и с символикой плодородия в целом (в этом смысле, она является здесь заменой Цереры – образу конвенциональному для антикизированных аллегорий). В последнем случае перед нами ещё и пастораль – жанр, который, как показала американская исследовательница голландского искусства XVII века Элисон МакНейл Кеттеринг, довольно часто принимал эротическую окраску: пастушки (впрочем, как и пастухи) также ассоциировались со свободными представлениями о сексуальной морали [McNeil Kettering, 1983, p. 33-62].

Рис. 3. Ян Санредам по рисунку Хендрика Голциуса. Лето, из серии «Времена гола». 1601. Гравюра резцом на меди. 223 x 160 мм. Рейксмюзеум, Амстердам, инв. н. RP-P-1884-A-7893.

Уже позже, образ появляется в офорте Рембрандта 1646 года «Монах в поле ржи», New Hollstein 231 (рис. 4), на котором мы видим католического монаха, занимающегося любовью с женщиной в полях. При ближайшем рассмотрении она также оказывается дояркой, чему свидетельствует всё то же ведро, стоящее неподалёку. Это изображение относится к традиции антикатолической сатиры, распространённым мотивом которой было обличение ханжества монахов, исповедующих полное половое воздержание, что, по мнению большинства протестантов, было неприемлемо, да и просто невозможно (примерами подобного же рода сатиры являются гравюры Хендрика Альтдорфера «Монах и монахиня», Bartsch VIII. 413.178 и «Солдат, наблюдающий за монахом и монахиней», Bartsch 179).

Рис. 4. Рембрандт. Монах в поле ржи. Ок. 1646. Офорт. 48 х 66 мм. Портлендский художественный музей, Орегон, инв. н. 88. 18.23.

Доярка является и одним из персонажей в книге “Nova Poemata”, имевшей хождение между студентами города Лейдена в первой половине XVII века. Книга представляла собой сборник порнографических загадок. Это была специфическая пародия на эмблематическую книгу: иллюстрации, изображающие мужчин и женщин, занимающихся повседневными делами, сопровождались кратким описанием, а также поэтическими текстами (на голландском или французском языках), в которых раскрывался скрытый непристойный смысл сцены. Книга, если и была издана в Голландии, тем не менее, «скомпонована» из различных источников. Так, поэтические тексты были взяты из французского перевода “Le piacevoli notti” Джованни Франческо Страпаролы (полный текст с исследовательским предисловием см. [Becker, 1972], также [Moffit, 1989], [Franits, 2017, p. 224]. Гравюра и сопровождающее описание представляли картину того, как женщина доит корову, а молоко попадает в ведро, стоящее у неё между ног. Поэтический же текст имеет примерно следующее содержание: «<…> Распутная девица руками ласкала в поле свою добычу. Говоря ему милые слова, она трогала его внизу пока, заворожив, не довела его до возбуждения. Предмет, который она подняла, был жилист, и она радостно им воспользовалась, поглаживая его там и сям до тех пор, пока не извлекла из него сладчайший сок, а затем она направила этот предмет в отверстие между ног <…>» (Een senuachtich ding heft sy met vrencht gevat, / Gestreecken op en neer soo langen tijt, tot dat / Sy daer ded’ met een greep een seer soet Sap wtlopen: / Dit Heeft sy in een hol tusschen haer been gedaen).

Образ стрелка мы встречаем на гравюре Питера Сервутерса по рисунку Давида Винкбонса, Hollstein 18.6. (рис. 5). Здесь арбалетчик, также направивший своё оружие на зрителя, охотится на птиц – около него стоит корзина с подстреленной дичью. На заднем плане можно заметить фигурку женщины, доящей корову. Надпись на этой гравюре аналогична голландской надписи на «Стрелке и доярке». Известен рисунок Винкбонса, также изображающий стрелка и стоящую у него за спиной доярку [Wegner, Pee, 1980, p. 115]. Как рисунок, так и гравюра Сервутерса имеют много общего с гравюрой Стока, что допускает возможность заимствования мотивов. Давид Винкбонс (? – ок. 1632) – художник, что в конце XVI века переехал в Амстердам, после того как Антверпен, город где он жил и работал примерно с 1580 года, был захвачен испанскими войсками. Специализировавшийся на сценах крестьянских праздников и галантных гуляний в садах, он был одним из тех мастеров, которые способствовали появлению и развитию бытового жанра в Северных Провинциях [Franits, 2004, p. 54-57]. Можно предположить, что мотивы арбалетчика и доярки получили своё распространение в Голландии, во многом благодаря ему.

Рис. 5. Питер Сервутерс по рисунку Давида Винкбонса. Стрелок. 1607-1608. Гравюра резцом на меди. 243 х 195 мм. Национальная галерея Шотландии, Эдинбург, инв. н. P 7149.

На гравюре Сервутерса ясно обозначено, в кого стреляет арбалетчик – он является охотником на птиц, и это очередной мотив с двойным смыслом. Глагол vogelen («ловить птиц»), как мы уже отмечали, являлся распространённым эвфемизмом для совокупления. Поэтому угодья охотника Сервутерса – это любовь. Однако в гравюре отсутствует эротическое значение, сцена имеет скорее комический характер: стрелок не удачлив в своих делах, о чём намекает испражняющаяся на него сверху сова [McNeil Kettering, 1997, p. 34].

Другой пример комической трактовки этого мотива – гравюра антверпенского мастера, на рубеже веков работавшего в Харлеме и Амстердаме – Питера де Йоде Старшего (1570-1634) (рис. 6). Предположительно, эта гравюра была парной с другим изображением (рис. 7), в котором присутствует другой мотив – ловля рыбы (fischen – «рыбачить», но также может обозначать половой акт, см. [de Jongh, 2004, p. 28-33; Nevitt, 2003, p. 189-190]). В обоих случаях перед нами сцена с двумя персонажами – мужчиной и женщиной. Текст под изображением представляет собой происходящий между ними диалог. На одной из гравюр женщина обвиняет мужчину (птицелова) в том, что он плохо справляется со своим делом. Вдалеке можно увидеть длинный шест, на котором висит вниз головой ловчий филин, а вокруг него безбоязненно летают другие птицы. «Женщинам нужно, чтобы мой филин всегда стоял прямо» – сетует мужчина. На другой гравюре женщина сидит у камина, и на вопрос мужчины, где она была, отвечает, что всю ночь рыбачила и теперь сушит свою сеть [de Jongh, Luijten, 1997, p. 85-89].

Рис. 6. Питер де Йоде. Женщина и птицелов. Конец XVI-начало XVII в. Гравюра резцом на меди, 195 х 226 мм. Рейксмюзеум, Амстердам, инв. н. RP-P-BI-4813.

Рис. 7. Питер де Йоде. Женщина, сушащая сеть. Конец XVI-начало XVII в. Гравюра резцом на меди. 184 х 233 мм. Рейксмюзеум, Амстердам, инв. н. RP-P-1995-267.

Мы предполагаем, что гравюры Сервутерса и де Йоде являлись специфическим видом шуток, воплощённых графически. Визуализируя известные идиомы, помещая их в какой-либо конкретный сюжет, гравёр добивался дополнительной суггестии (какой бы по своей направленности она ни была – комической, сексуально-провокативной). Роль играли внешний вид персонажей, их позы и взгляды, но также и дополнительные значения тех элементов повседневной реальности, которые оказывались связанными по смыслу с известными эвфемизмами (филин – для обозначения мужских гениталий и рыболовная сеть – для женских). В отличие от «Стрелка и доярки», однако, эффект на зрителя здесь оказывался более прямолинейным путём – диалог под гравюрой раскрывал сюжет изображения и указывал на присутствующие здесь двусмысленности.

Если мы вернёмся к гравюре Андреаса Стока, мы сможем указать и на другие отличия. Здесь в одном изображении мы видим соединение сразу нескольких мотивов с сексуальным подтекстом (напомним, что эта гравюра, судя по всему, не была включена в какую-либо серию). Помимо самих персонажей, которые оказываются сведущими в любовных делах, мы можем обнаружить ещё один мотив. Стрелок дал женщине надеть свою шляпу, что указывает на любовную связь между ними ([de Jongh, Luijten, 1997, p. 130], этот же мотив мы можем встретить в офорте Рембрандта «Французская постель», New Hollstein 240-4, там шляпа с длинным пером находится прямо в центре изображения, на котором пара занимается любовью в постели). На заднем плане мы видим продолжение этой истории: пара снова изображена вместе на лугу неподалёку от пасущихся коров, при этом женщина сидит на колене у мужчины – поза, которая в искусстве XVI-XVII вв. является одним из конвенционально принятых способов репрезентировать половой акт [Steinberg, 1970, p. 241-243].

Под изображением две надписи на разных языках. Голландская предупреждает о том, что нужно опасаться стрелков, чьё оружие взведено (Wacht u voor hem, die alsins mickt / Dat sijnen boogh, u niet verlickt). Направленный на зрителя, готовый к выстрелу арбалет, в связи с этим, рифмуется с достаточно ясно обозначенным гульфиком. Больший интерес, однако, представляет надпись, данная на латыни, которая представляет собой монолог женщины: «Стрелок, целься своим луком с натянутой тетивой, чтобы попасть точно в цель. \ Смотри, я обеими руками направлю твои локти \ Так, чтобы, когда ты целишься, ты мог бы сказать с уверенностью: \ Дева тоже может дать хороший совет» (перевод автора, оригинальный текст: Tiro tuos tensis sic arcus dirige nervis; / Ut medio ferias cuspide quod tumuit / Quin minibus cubitos ambabus fulcio, dicas, / Certius ut limans. Et bene virgo docet). Мы полагаем, что одним из важнейших элементов эротического значения в гравюре являлась активная позиция, занимаемая здесь персонажем-женщиной.

Позитивная трактовка активной позиции женщины в отношениях с мужчиной или с обществом, возможности ей выражать своё собственное (в частности, эротическое) желание – мотив довольно редкий как в голландском искусстве, так и в литературе XVII в. Захват власти женщиной часто мог представать как инверсия должного порядка вещей, как, например, мы можем увидеть во многих примерах художественного и литературного топоса «мир вверх тормашками» (подробнее о мотиве см. [Moxey, 1989]). Женское неподчинение власти мужчины – мотив популярный также в голландских комедиях, в большинстве которых, однако, всё кончается тем, что становится на своё прежнее место в гендерной иерархии (см., например, [Leuker, 1992, p. 157]).

У моралистов типа Якоба Катса – одного из самых читаемых в Голландии XVII в. авторов, в текстах, где даются советы юному поколению, как прожить праведную жизнь, идеальная женщина также должна занимать пассивную позицию. Будучи девушкой – ждать, пока её выберет будущий супруг, став женой – быть его поддержкой в браке. Так это предстаёт, например, в его поэме “Houwelick” (Супружество) 1625 г. [Nevitt, 2003, p. 6-7]. Активная сексуальная позиция женщины возможна только в контексте историй о греховных отношениях, например, об измене (См. например, историю Киприны и Проба в другой поэме Катса “Proefsteen van de Trou-Ringh” 1637 г. [Huisman and others, 1994, p. 27]).

Некоторые авторы, создававшие литературу, адресованную молодым людям, могли занимать менее консервативную позицию. Такие книги, предназначавшиеся, например, для того, чтобы носить их с собой на свидания, представляли собой сборники совершенно разных текстов: от петраркианских сонетов и переработок Овидия, до неприличных застольных песен [Nevitt, 2003, p. 7-16].

Так или иначе, репрезентация активной женской позиции в любви могла являться провокативным приёмом, который, в частности, уже давно использовался в европейской эротической литературе. «Литературный трансвестизм» такого рода, в результате которого происходит инверсия гендерных ролей, сводится к проекции мужских желаний на женщину. Мы находим его, например, в Аретиновских “Sonnetti Lussuriosi”, в которых большая часть сонетов написана от имени женщины: она выступает субъектом желания, управляет мужчиной в их сексуальных отношениях (О «литературном трансвестизме» см. также [Davis, 2005]). Бетте Тальваккья, исследовательница серии гравюр “I Modi” Маркантонио Раймонди по рисункам Джулио Романо, к которым Аретино и написал свои сонеты, замечает также, что женская речь в культуре Ренессанса часто обладала сексуальным подтекстом и контроль над ней, направленный против опасности, которую она несла, был одной из главных установок ренессансного декорума [Talvacchia, 1999, p. 99].

Латинская надпись в гравюре свидетельствует о том, что создатели изображения предполагали, что оно будет покупаться, прежде всего, образованной публикой (о латинских текстах в голландской гравюре того времени см. [Ackermann, 1993, p. 44-47]). Можно предположить, что таким образом издатели гравюры стремились ограничить круг тех лиц, кто полностью мог ухватить наиболее насыщенные эротическим значением нюансы смысла, группой знатоков искусства и интеллектуалов. Для последних сама фигура стрелка, стреляющего в зрителя, помимо всего прочего, могла намекать на мотив “Amor vincit omnia” – всепобеждающей любви. В похожей интерпретации, когда вместо арбалетчика на зрителя направляет стрелу Купидон, мы можем встретить его, например, на картине Вернера ван дер Валькерта «Венера и Купидон» (1612-14, США, частная коллекция) (подробнее о мотиве и о картине ван дер Валькерта см. [Sluijter, 2006]). Мотив стрел любви также мог быть знаком публике и по любовным эмблемам (Например, у Отто ван Веена в Amorum Emlemata. Эмблема 12 “Nihil tam durum et ferreum, quod non amoris telis perfringator”, Эмблема 76 “Amor, ut lacryma, ex oculis oritur, in pectus cadit”, см. [van Veen, 1608]). В этом смысле, необходимо взять во внимание тот факт, что на зрителя смотрит не только всевидящий стрелок и прицел его арбалета, но и глаза женщины. Тем самым стиралась граница между зрителем и изображением, а латинская фраза оказывалась адресована не столько стрелку, сколько тому, кто разглядывал гравюру. С другой стороны, обращение к античному коду, как в случае латинской надписи, так и в случае ссылки на мифологический сюжет, могло являться важным моментом «оправдания» эротического значения. Присутствие этого кода относило гравюру к регистру высокого искусства, в котором эротизм имел больше прав на существование.

Проанализировав присутствующие в гравюре «Стрелок и доярка» мотивы, которые обладают сексуальными коннотациями, и рассмотрев то, каким образом здесь конструируется эротическое значение, мы хотели бы обратиться к прагматике изображения. Для этого нам необходимо наметить определённую «традицию» изображений с double entendre, посмотреть, как она изменялась, а также указать на некоторые жанровые конвенции, с которыми работали обращавшиеся к ней мастера. Мы считаем, что большая часть подобных изображений представляла собой скабрезные шутки. В этом смысле, комический элемент, который присутствовал для зрителей-современников в рассматриваемых нами гравюрах, мог быть специфическим способом примирения с рядом табуированных тем, среди которых были вопросы, связанные с сексуальностью. Комическое и эротическое здесь сосуществуют, не противоречат, а скорее дополняют друг друга.

Сцена с женщиной, сушащей сеть, которую мы видели на гравюре Питера де Йоде, не была его изобретением. Существует несколько её копий и вариаций [de Jongh, Luijten, 1997, p. 88-89]. Известна также серия гравюр (рис. 8), в которой воплощены все вышеуказанные идиомы, а также ряд подобных. Она была создана анонимным гравёром предположительно по рисункам антверпенского художника Мартина ван Клеве во второй половине 16 века. Ван Клеве, испытавший влияние Питера Брейгеля Старшего, также обращался в своём искусстве к изображению сцен бытового характера с участием крестьян и городских жителей. Серия анонимного гравёра состоит из 12 гравюр-тондо, каждая с участием мужчины и женщины, вовлечённых в какие-либо повседневные дела, которые, в конце концов, приобретают двойное значение (сексуальная тематика присутствует в 10 изображениях) в связи с идущими по кругу надписями на немецком языке, в большинстве случае представляющими собой диалоги. Помимо уже известных нам мотивов ловли птиц, рыбалки (последний в этой серии встречается дважды: в одном случае обозначая коитус, в другом – намекая на импотенцию), доярки и стрельбы из лука мы встречаем здесь также мотивы штопанья одежды, игры на музыкальном инструменте (здесь это волынка) [Luijten, 2001].

Рис. 8. Аноним по рисунку Мартена ван Клеве. 1560-70 гг. Гравюра резцом на меди. Сверху: Король пьёт и Женщина, сушащая сеть. 154 х 307 мм. Рейксмюзеум, Амстердам, инв. н. RP-P-2001-1. Снизу: Стрелок и Мужчина, поймавший курицу. 153 х 305 мм. Рейксмюзеум, Амстердам, инв. н. RP-P-2001-4.

Голландский исследователь Гер Ляйтен установил, что гравюры из серии по ван Клеве имели своим источником изображения, которые помещались на специальные предметы утвари – т.н. teljooren, круглые деревянные панели, используемые в быту в качестве посуды ([Ibid, 2001, p. 164-165], подробнее о teljooren см. [de Coo, 1975]). Они в малом количестве дошли до нас из-за своей исключительно утилитарной функции: лишь некоторые их владельцы видели в них предмет для коллекционирования. Возможно, они являлись распространённым свадебным подарком. Изображения с сексуальной тематикой нередко встречались на предметах быта, использовавшихся в брачных ритуалах и в качестве дара новобрачным во многих европейских странах того времени (см., например, статью об итальянской ренессансной эротической майолике [Ajmar-Wollheim, 2010], также каталог [Bayer, 2008, p. 93-139]). Помимо этого, такие предметы домашнего обихода могли использоваться для развлечения хозяев и их гостей в приватной обстановке дома. Будучи воплощёнными в гравюрах, эти сцены также могли цениться за их комический потенциал, особенно среди тех, кто любил подобный непристойный юмор.

Заметим, что эта серия появляется чуть позже другой серии – «12 фламандских пословиц» Йоханнеса Виерикса по рисункам Питера Брейгеля, New Hollstein 1867 (рис. 9). Между ними существует ряд формальных сходств (одинаковое количество гравюр в серии; в обоих случаях перед нами тондо с идущим по кругу текстом; они были произведены приблизительно в одно и то же время по рисункам художников, близких друг другу по стилям), позволяющих предположить, что для современников они могли быть связаны на смысловом уровне. Жанр пословиц в искусстве, завоевавший популярность во Фландрии в 1560-х гг. благодаря Брейгелю, скорее всего также ценился зрителями за комическую репрезентацию окружающей реальности. Вместе с этим, по мнению ряда исследователей, он имел и чёткую социальную направленность. Сатира на крестьян и городские низы являлась одним из аспектов культурного самоопределения для состоятельной части городского населения. В этом смысле они выражали консервативную позицию тех, кто занимал господствующие позиции в социальной иерархии [Kunzle, 1977].

Рис. 9. Йоханнес Виерикс по рисунку Питера Брейгеля Старшего. Стрелок из арбалета, из цикла «12 фламандских пословиц». Ок. 1566-1570. Гравюра резцом на меди. Д. 179 мм. Рейксмюзеум, Амстердам, инв. н. RP-P-1939-401.

В некоторых коллекционерских альбомах, составленных из жанровых изображений, гравюры с неприличными шутками также были объединены с пословицами, фантасмагорическими и комическими сценами. Так, альбом лейденского коллекционера Йоханнеса Физиуса (1621-1653) носит название “Snaeckereyn van Breugel en andere” (Шутки Брейгеля и других художников) и представляет собой собрание изображений комической и эротической направленности [de Jongh, Luijten, 1997, p. 21]. Большая часть гравюр из серии по рисункам ван Клеве была собрана в альбоме другого коллекционера – аббата де Маролли “Facéties, c’est à dire, de choses bouffonnes & grotesques” (Шутки, то есть комические и гротесковые сцены), хранящемся на данный момент в Национальной библиотеке Франции. Концепция бытового жанра в голландском искусстве XVII в. была напрямую связана с представлениями о комическом, так как последнее рассматривалось как неотъемлемая часть окружающей реальности ([Ibid, p. 21-24], также см. [Alpers, 1975-1976]).

Таким образом, гравёр, сознательно пожелавший остаться анонимным, мог сделать серию по моделло ван Клеве, так как предполагал, что она будет коммерчески успешна (отметим, что он не обманулся: об этом говорит наличие довольно большого количества копий [de Jongh, Luijten, 1997, p. 89], а надписи на немецком свидетельствуют о широком распространении серии). До настоящего момента, все представленные здесь мотивы могли быть широко известны и даже использоваться художниками, но никогда не были объединены в одну серию (по крайней мере, нам не известны подобные примеры). При этом язык, который использовался в этих гравюрах, для зрителя-современника ассоциировался с тем, что он уже видел на примере жанра пословиц. Это косвенно подтверждается и формальными сходствами с серией «12 фламандских пословиц» по рисункам Брейгеля.

Другим схожим жанром являлись эмблематические изображения, в которых мы также можем увидеть в действии визуализацию какой-либо максимы художественными средствами. После появления серии Виерикса изображения оттуда даже могли появляться в эмблематических книгах, как мы можем увидеть это на примере изданной во Франкфурте-на-Майне в 1596 году Emblemata Saecularium, сделанную гравёром Теодором де Бри и состоящую полностью из копий гравюр голландских, немецких и итальянских мастеров (в частности, одной из представленных там иллюстраций является “Ogni cosa vinci l’ora” Агостино Карраччи).

Однако рассматриваемые нами гравюры в некотором смысле травестируют обе эти традиции, тесно связанные с дидактическим или критическим элементом. Мы не находим в них какого-либо выраженного назидательного посыла или морального урока. Перед зрителем скорее непристойная шутка, эффект которой может быть проиллюстрирован следующим рецептивным жестом: на одной из сохранившихся копий конец фразы, раскрывающий двойной смысл гравюры с женщиной, сушащей сеть, вымаран рукой неизвестного цензора (рис. 10).

Рис. 10. Аноним по рисунку Мартена ван Клеве. Женщина, сушащая сеть. Ок. 1560-70 гг. Гравюра резцом на меди. 149 х 143 мм. Рейксмюзеум, Амстердам, инв. н. RP-P-2000-165.

В нашем современном понимании юмор в подобных гравюрах варьируется от довольно прямолинейных вульгарных непристойностей, до более завуалированной игры образами, относящейся скорее к остроумию. Примерно такую же пёструю картину можно было наблюдать на примере анонимных сборников анекдотов, пословиц, шуток и пр., которые в большом количестве выходили из-под прессов голландских печатных мастерских (о голландских и фламандских сборниках шуток см. [Dekker, 2001, p. 19-40; Verberckmoes, 1999, p. 139-145; Verberckmoes, 2017]). Как все эти виды комического различались современниками установить проблематично. Мы можем только указать на то, что представителей состоятельных горожан мог интересовать совершенно различный юмор на сексуальную тематику – от анекдотов, источниками которых являлась античная литература и сплетен про аристократов с гаагского двора, где обитал статхаудер, до грубоватых обсценных шуток (В этом смысле необычайный интерес представляет собой внушительная коллекция шуток, собранная Арнуа ван Овербеком – выходцем из богатой лейденской семьи торговцев, сделавшем себе карьеру в Ост-Индской компании [van Overbeak, 1678], также см. [Dekker, 2001, p. 47-83]). А в интимной обстановке пикантных и непристойных двусмысленностей не стеснялись даже некоторые пасторы [Roodenburg, 1985, p. 528].

Мы можем проследить стилистические изменения в ряде рассматриваемых нами изображений. Анонимная серия по ван Клеве как будто бы ещё является продолжением брейгелианской традиции с её обращением к сценам из жизни крестьян и маргинальных слоёв общества, в которых демонстрировалась абсурдность и нелепость окружающей реальности. Она появляется на рынке примерно в одно и то же время, что и также имеющая отношение к этой традиции серия с пословицами – жанр, который часто мог предполагать насмешку и злую иронию, а также имел специфическую социальную ангажированность.

Распространение рассматриваемых мотивов на Севере совпало также и со стилистическими изменениями, так что гравюра «Стрелок и доярка» Андреаса Стока принадлежит уже к другому эстетическому измерению. Уже на примере гравюр де Йоде, мы видим, как изменился язык тела персонажей, их позы и жесты. В контрапосто, спиралевидных позах, удлинённых пальцах и экстатических взглядах мы видим ту же «риторику» тела, что присутствует у голландских маньеристов (например, у Голциуса и его учеников). Похожую экспрессию тел, изображённых как будто бы в танце, мы можем найти и в некоторых сценах с гуляниями в саду, принадлежащих кисти Винкбонса. В гравюре Стока обращает на себя внимание также тщательная работа гравёра с деталями (прежде всего, это касается костюмов и атрибутов персонажей). Множество элементов, при этом, получают символическую нагрузку.

Вместе с этим, вместо привычной для подобных гравюр надписи в виде шуточного диалога, указывающего на присутствующие в гравюре double entendre, здесь перед нами более сложный случай взаимодействия слова и изображения. Тексты на двух языках с разных сторон комментируют то, что происходит на гравюре. И если двустишье на голландском сохраняло элемент иронии и непристойной шутки, то латинский текст вводил дополнительные элементы значения. Вместе с ними все обладающие сексуальным подтекстом мотивы в изображении вступали в остроумную игру, что также вполне соответствовало любви маньеристов к сложной многоуровневой концепции произведения.

Стилистические трансформации соответствовали изменениям запросов зрительской аудитории. В богатеющей Голландии постепенно образуется состоятельная прослойка горожан (здесь мы имеем в виду довольно разнообразную по составу группу городского населения, среди которых торговцы и предприниматели, представители интеллектуальных профессий, а также высококвалифицированные ремесленники, чей доход, однако, был выше среднего, подробнее см. [Israel, 1985, p. 341-353]) – основные покупатели литературы и искусства, в том числе становящихся всё более популярными жанровых сцен. Литература и искусство участвуют в процессе национального и социального самоопределения политической, коммерческой и интеллектуальной элиты городского населения как некоторой общности, противопоставляющей себя как сельскому населению, так и аристократии. По мнению некоторых исследователей, важную роль здесь играло молодое поколение голландцев, стремящихся к формированию собственных, отличных от старых, изживающих себя социальных практик и моральных норм, в том числе в сфере сексуальности [Nevitt, 2003; Roberts, 2012]. Они являлись потребителем того пласта тестов и изображений, являвшихся частью системы социализации. Среди них – уже упомянутые ранее песенники, эмблематические книги, коллекции шуток и загадок, руководства по этикету, а также некоторые виды жанровых сцен.

Таким образом, художники также имели отношение к описанным процессам. Автор рисунка «Стрелок и доярка» Якоб де Гейн был автором иллюстрации к книгам любовных эмблем. Давид Винкбонс – специализировался на сценах с загородными развлечениями элегантных молодых людей, тех самых buitenpartij. Они были одними из тех мастеров, которые, перебравшись в Голландию из Фландрии, оказали влияние на развитие жанрового искусства в целом. Старые мотивы, прибывающие вместе с ними, получали новые решения в связи с меняющимися вкусами зрителей и требованиями рынка.

Развлекательная, досуговая сторона этого сегмента рынка, направленного на молодых людей, была так же, если не более, важна, нежели нравоучительная. Проблемы сексуальности и взаимоотношений между полами были распространённой тематикой как текстов, так и изображений. Комическое здесь являлось одним из способов осмысления этих противоречивых вопросов в форме, лишённой моралистических обертонов, что, судя по всему, не было чем-то необычным для общества того времени. При этом вариаций взаимодействия комического и эротического, которые мы можем встретить, анализируя отдельные гравюры, любовные эмблемы, песенники, сборники юмористических историй и пр., довольно много. Сейчас сложно судить, насколько они разнились в глазах голландцев рубежа XVI-XVII вв.: то, что может показаться вульгарным нам, тогда могло рассматриваться как нечто вполне допустимое. Так или иначе, на восприятие этих текстов и изображений могло влиять множество факторов, от уровня образования до вероисповедания.

Такие изображения как «Стрелок и доярка», тем не менее, можно рассматривать в русле существовавших на тот момент эротических традиций в искусстве. Используя конвенциональные для бытового жанра мотивы, служащие для репрезентации тем, связанных с сексуальностью, его авторы интерпретируют их таким образом, чтобы воздействовать на воображение зрителя и вовлечь его в перекличку образов, каждый из которых оборачивается другой своей стороной, постепенно раскрывая картину совершенно отличную от той, что была явлена взгляду первоначально.



ИСТОЧНИКИ

1. van Overbeak, A. Geestige wercken. Amsterdam: Jan Claesz. teen Hoorn, 1678.

1. van Overbeke, A. Anecdota sive historiae jocosae. – Amsterdam: P.J. Meertens-Instituut voor Dialectologie, Volkskunde en Naamkunde, 1991.

2. van Veen, O. Amorum Emblemata. 1608 // Emblem Project Utrecht. [Электронный ресурс]: URL: http://emblems.let.uu.nl/v1608.html. Дата обращения: 25.08.2018.


ЛИТЕРАТУРА

1. Adams, A. J. Money and the Regulation of Desire: The Prostitute and the Marketplace in Seventeenth-Century Holland // Renaissance Culture and the Everyday / Ed. by Patricia Fumerton and Simon Hunt. – Philadelphia: University of Pennsylvania Press, 1999. – P. 229-253.

2. Ajmar-Wollheim, M. “The spirit is ready, but the flesh is tired”: Erotic Objects and Marriage in Early Modern Italy // Erotic Cultures of Renaissance Italy / Ed. by Sara F. Matthews-Grieco. – Farnham: Ashgate Publishing Company, 2010. – P. 141-171.

3. Ackermann, P. Textfunktion und Bild in Genreszeen der niederlandischen Graphik des 17. Jahrhunderts. – Alfter: VDG, 1993.

4. Alpers, S. Realism as a Comic Mode: Low-Life Painting Seen Through Bredero’s Eyes // Simiouls: Netherlands Quarterly for the History of Art. Vol. 8. № 3. 1975-1976. – P. 115-144.

5. Bayer, A. Art and Love in Renaissance Italy [exh. cat]. – New York: The Metropolitan Museum of Art, 2008.

6. Becker, J. Incogniti Scriptoris Nova Poemata: Nieuwe Nederduytsche Gedichten ende Raedtselen. – Doornspijk, Davaco Publishers, 1972.

7. de Coo, J. Die Bemalten Holzteller, Bekannte Und Neuentdeckte Ihr Schmuck Und Seine Herkunft // Wallraf-Richartz-Jahrbuch. Vol. 37. 1975. – P. 85-118.

8. Davis, N. Z. Women on Top // Early Modern Europe: Issues and Interpretations / Ed. by J. B. Collins, K. L. Taylor. – Hoboken: Wiley-Blackwell, 2005. – P. 398-411.

9. Dekker, R. M. Humour in the Dutch Culture of the Golden Age. London: Palgrave McMillan, 2001. 187 p.

10. Franits, W. Dutch Seventeenth-Century Genre Painting: Its Stylistic and Thematic Evolution. – New Haven: Yale University Press, 2004.

11. Franits W. Wily Women? On Sexual Imagery in Dutch Art of Seventeenth Century // From Revolt to Riches: Culture and History of the Low Countries, 1500-1700 / Ed. by T. Hermans and R. Salverda. – London, UCL Press, 2017. – P. 220-234.

12. Hammer-Tugendhot, D. Art, Sexuality and Gender Constructs in Western Culture // Art in Translation. Vol. 4. Issue 3. 2012. – P. 361-382.

13. Hammer-Tugendhat, D. The Visible and Invisible: On Seventeenth-century Dutch Painting. – Berlin: De Gruyter, 2015.

14. Jones, M. Folklore Motifs in Late Medieval Art III: Erotic Animal Imagery // Folklore. Vol. 102. № 2. 1991. – P. 192-219.

15. Jones, M. Sex and Sexuality in Late Medieval and Early Modern Art // Privatisierung der Triebe? Sexualität in der Frühen Neuzeit / Ed. by D. Erlach, M. Reisenleitner, K. Vocelka. – Frankfurt am Main: Peter Lang GmbH, 1994. – P. 187-304.

16. de Jongh, E. A Bird’s Eye View of Erotica: Double Entendre in a Series of Seventeenth Century Genre Scenes // Questions of Meaning: Theme and Motif in Dutch Seventeenth-Century Painting. – Washington DC: Hurvey Miller Publishers, 2004. – P. 22-58.

17. de Jongh, E., Luijten, G. Mirror of Everyday Life: Genreprints in the Netherlands 1550-1700 [exh. cat.]. – Amsterdam: Rijksmuseum, 1997.

18. Israel, J. The Dutch Republic. Its Rise, Greatness, and Fall 1477-1806. – Oxford: Clarendon Press, 1985.

19. Kolfin, E. The Young Gentry at Play: Northern Nederlandish Scenes of Merry Companies 1610-1645. – Leiden: Primavera Pers, 2006.

20. Kunzle, D. Bruegel’s Proverb Painting and the World Upside Down // The Art Bulletin. Vol. 59. № 2. 1977. – P. 197-202.

21. Leuker, M. T. “De last van’t huys, de wil des mans…” Frauenbilder und Ehekonzepte im Niederlandishen Lustspiel des 17. Jahrhunderts. – Munster: Regensberg, 1992.

22. Luijiten, G. Teljoren in druk: een prentreeks Maarten van Cleve met mannen en vrouwen in het rond // Bulletin van het Rijksmuseum. Jaarg. 49. № 2/3. 2001. – P. 152-169.

23. McNeil Kettering, A. Rembrandt’s “Flute Player”: A Unique Treatment of Pastoral // Simiolus: Netherlands Quarterly for the History of Art. 1977. Vol. 9. № 1. – P. 19-44.

24. McNeil Kettering, A. The Dutch Arcadia: Pastoral Art and its Audience in the Golden Age. – New Jersey: Boydell Press, 1983.

25. Moffitt, J. F. The Fifteen Emblematic “Genre-Scenes” in the Nova Poemata (1624) // Konsthistorisk Tidskrift. Vol. 58. 1989. – P. 157-165.

26. Moxey, K. Peasant, Warriors and Wives: Popular Imagery in the Reformation. – Chicago: Chicago University Press, 1989.

27. Nevitt, H. R. Art and the Culture of Love in Seventeenth-century Holland. – Cambridge (UK): Cambridge University Press, 2003.

28. van de Pol, L. The Whore, the Bawd, and the Artist: The Reality and Imagery of Seventeenth-Century Dutch Prostitution // Journal of Historians of Netherlandish Art. Vol. 2. 2010. // [Электронный ресурс]: URL: http://www.jhna.org/index.php/past-issues/volume-2-issue-1-2/116-the-whore-the-bawd-and-the-artist. Дата обращения: 19.09.2015.

29. Roberts, B. B. Sex and Drugs before Rock’n’roll. Youth Culture and Masculinity during Holland’s Golden Age. – Amsterdam: Amsterdam University Press, 2012.

30. Roper, L. Oedipus and the Devil: Witchcraft, Sexuality and Religion in Early Modern Europe. – London; New York: Routledge, 1994.

31. Roodenburg, H. The Autobiography of Isabella de Moerloose: Sex, Childrearing and Popular Belief in Seventeenth Century Holland // Journal of Social History. Vol. 18. № 4. 1985. – P. 517-540.

32. Rubinstein, F. Dictionary of Shakespeare’s Sexual Puns and Their Significance. – London: Palgrave McMillian, 1989.

33. Salomon, N. Early Nederlandish Boordeltjes and the Construction of Social “Realities” / The Public and Private in Dutch Culture of the Golden Age / Ed. by A. K. Wheelock, A. Seeff. – London: Associated University Press, 2000. – P. 141-164.

34. Silver, L. Fools & Women: Profane Subjects by Lucas van Leyden // The Print Collector’s Newsletter. Vol. 14. № 4. 1983 (September-October). – P. 33-34.

35. Sluijter, E. J. “Les regards dards”: Werner van der Valckert’s Venus and Cupid // In His Milieu: Essays on Netherlandish Art in Memory of John Michael Montias / Ed. by A. Golahny, M. M. Mochizuki, L. Vergara. – Amsterdam: Amsterdam University Press, 2006. – P. 423-439.

36. Sluijter, E. J. Rembrandt and Female Nude. – Amsterdam: Amsterdam University Press, 2006.

37. Steinberg, L. The Metaphors of Love and Births in Michelangelo’s Pietàs // Studies in Erotic Art / Ed. by T. Bowie and C. V. Christenson. – New York, London: Basic Books, 1970. – P. 231-284.

38. Streule, W. G. Objects of Desire: Case Studies in the Production and Consumption of Erotic Images in the Dutch Golden Age. PhD Dissertation. – Rutgers University, New-Jersey. 2011.

39. Stronks, E. Dutch Religious Love Emblems: Reflections on Faith and Toleration in the Later 17th Century // Literature and Theology. Vol. 23. № 2. 2009. – P. 142-164.

40. Stronks, E., Boot, P. Learned Love: Proceedings of the Emblem Project Utrecht Conference on Dutch Love Emblems and the Internet (November 2006). The Hague: DANS, 2007.

41. Talvacchia, B. Taking Positions: On the Erotic in Renaissance Culture. – Princeton: Princeton University Press, 1999.

42. Tassi, M. A. The Scandal of Images: Iconoclasm, Eroticism, and Painting in Early Modern English Drama. – Selinsgrove (US): Susquehanna University Press, 2005.

43. Verberckmoes, J. Laughter, Jestbooks and Society in the Spanish Netherlands. – London: Palgrave McMillan, 1999.

44. Verberckmoes, J. Seventeenth-Century Low Countries Jest in International Perspective // From Revolt to Riches: Culture and History of the Low Countries, 1500-1700 / Ed. by T. Hermans and R. Salverda. – London: UCL Press, 2017. – P. 214-220.

45. Wegner, W., Pee, H. Die Zeichnungen des David Vinckboons // Munchner Jachrbuch der bildenden Kunst. Vol. 31. 1980. – P. 35-128.

46. Women of the Golden Age: An International Debate on Women in the Seventeenth-Century Holland, England and Italy / Ed. by M. Huisman, E. Kloek, N. Teeuwen. – Hilversum: Verloren, 1994.

47. Woodall, J. Love is in the Air: Amor as Motivation and Message in Seventeenth-Century Netherlandish Painting // Art History: Journal of the Associations of Art Historians. Vol 19. Issue 2. 1996. – P. 208-246.


SOURCES

1. van Overbeke, A. Anecdota sive historiae jocosae. Amsterdam, P.J. Meertens-Instituut voor Dialectologie, Volkskunde en Naamkunde, 1991.

2. van Veen, O. Amorum Emblemata. 1608. In Emblem Project Utrecht [Electronic source]: URL: http://emblems.let.uu.nl/v1608.html. Date of access: 25.08.2018.


REFERENCES

1. Adams, A. J. Money and the Regulation of Desire: The Prostitute and the Marketplace in Seventeenth-Century Holland. In Renaissance Culture and the Everyday. Ed. by Patricia Fumerton and Simon Hunt. Philadelphia, University of Pennsylvania Press, 1999. Pp. 229-253.

2. Ajmar-Wollheim, M. “The spirit is ready, but the flesh is tired”: Erotic Objects and Marriage in Early Modern Italy. In Erotic Cultures of Renaissance Italy. Ed. by Sara F. Matthews-Grieco. Farnham, Ashgate Publishing Company, 2010. Pp. 141-171.

3. Ackermann, P. Textfunktion und Bild in Genreszeen der niederlandischen Graphik des 17. Jahrhunderts. Alfter, VDG, 1993.

4. Alpers, S. Realism as a Comic Mode: Low-Life Painting Seen Through Bredero’s Eyes. In Simiouls: Netherlands Quarterly for the History of Art. Vol. 8. № 3. 1975-1976. Pp. 115-144.

5. Bayer, A. Art and Love in Renaissance Italy [exh. cat]. New York, The Metropolitan Museum of Art, 2008.

6. Becker, J. Incogniti Scriptoris Nova Poemata: Nieuwe Nederduytsche Gedichten ende Raedtselen. Doornspijk, Davaco Publishers, 1972.

7. de Coo, J. Die Bemalten Holzteller, Bekannte Und Neuentdeckte Ihr Schmuck Und Seine Herkunft. In Wallraf-Richartz-Jahrbuch. Vol. 37. 1975. Pp. 85-118.

8. Davis, N. Z. Women on Top. In Early Modern Europe: Issues and Interpretations. Ed. by J. B. Collins, K. L. Taylor. Hoboken, Wiley-Blackwell, 2005. Pp. 398-411.

9. Dekker, R. M. Humour in the Dutch Culture of the Golden Age. London, Palgrave McMillan, 2001.

10. Franits, W. Dutch Seventeenth-Century Genre Painting: Its Stylistic and Thematic Evolution. New Haven, Yale University Press, 2004.

11. Franits W. Wily Women? On Sexual Imagery in Dutch Art of Seventeenth Century. In From Revolt to Riches: Culture and History of the Low Countries, 1500-1700. Ed. by T. Hermans and R. Salverda. London, UCL Press, 2017. Pp. 220-234.

12. Hammer-Tugendhot, D. Art, Sexuality and Gender Constructs in Western Culture. In Art in Translation. Vol. 4. Issue 3. 2012. Pp. 361-382.

13. Hammer-Tugendhat, D. The Visible and Invisible: On Seventeenth-century Dutch Painting. Berlin, De Gruyter, 2015.

14. Jones, M. Folklore Motifs in Late Medieval Art III: Erotic Animal Imagery. In Folklore. Vol. 102. № 2. 1991. Pp. 192-219.

15. Jones, M. Sex and Sexuality in Late Medieval and Early Modern Art. In Privatisierung der Triebe? Sexualität in der Frühen Neuzeit. Ed. by D. Erlach, M. Reisenleitner, K. Vocelka. Frankfurt am Main, Peter Lang GmbH, 1994. Pp. 187-304.

16. de Jongh, E. A Bird’s Eye View of Erotica: Double Entendre in a Series of Seventeenth Century Genre Scenes. In Questions of Meaning: Theme and Motif in Dutch Seventeenth-Century Painting. Washington DC, Hurvey Miller Publishers, 2004. Pp. 22-58.

17. de Jongh, E., Luijten, G. Mirror of Everyday Life: Genreprints in the Netherlands 1550-1700 [exh. cat.]. Amsterdam, Rijksmuseum, 1997.

18. Israel, J. The Dutch Republic. Its Rise, Greatness, and Fall 1477-1806. Oxford, Clarendon Press, 1985.

19. Kolfin, E. The Young Gentry at Play: Northern Nederlandish Scenes of Merry Companies 1610-1645. Leiden, Primavera Pers, 2006.

20. Kunzle, D. Bruegel’s Proverb Painting and the World Upside Down. In The Art Bulletin. Vol. 59. № 2. 1977. Pp. 197-202.

21. Leuker, M.T. “De last van’t huys, de wil des mans…” Frauenbilder und Ehekonzepte im Niederlandishen Lustspiel des 17. Jahrhunderts. Munster, Regensberg, 1992.

22. Luijiten, G. Teljoren in druk: een prentreeks Maarten van Cleve met mannen en vrouwen in het rond. In Bulletin van het Rijksmuseum. Jaarg. 49. № 2/3. 2001. Pp. 152-169.

23. McNeil Kettering, A. Rembrandt’s “Flute Player”: A Unique Treatment of Pastoral. In Simiolus: Netherlands Quarterly for the History of Art. 1977. Vol. 9. № 1. Pp. 19-44.

24. McNeil Kettering, A. The Dutch Arcadia: Pastoral Art and its Audience in the Golden Age. New Jersey, Boydell Press, 1983.

25. Moffitt, J.F. The Fifteen Emblematic “Genre-Scenes” in the Nova Poemata (1624). In Konsthistorisk Tidskrift. Vol. 58. 1989. P. 157-165.

26. Moxey, K. Peasant, Warriors and Wives: Popular Imagery in the Reformation. Chicago, Chicago University Press, 1989.

27. Nevitt, H. R. Art and the Culture of Love in Seventeenth-century Holland. Cambridge (UK), Cambridge University Press, 2003.

28. van de Pol, L. The Whore, the Bawd, and the Artist: The Reality and Imagery of Seventeenth-Century Dutch Prostitution. In Journal of Historians of Netherlandish Art. Vol. 2. 2010. [Electronic source]: URL: http://www.jhna.org/index.php/past-issues/volume-2-issue-1-2/116-the-whore-the-bawd-and-the-artist. Date of access: 22.06.2018.

29. Roberts, B. B. Sex and Drugs before Rock’n’roll. Youth Culture and Masculinity during Holland’s Golden Age. Amsterdam, Amsterdam University Press, 2012.

30. Roper, L. Oedipus and the Devil: Witchcraft, Sexuality and Religion in Early Modern Europe. London, New York, Routledge, 1994.

31. Roodenburg, H. The Autobiography of Isabella de Moerloose: Sex, Childrearing and Popular Belief in Seventeenth Century Holland. In Journal of Social History. Vol. 18. № 4. 1985. Pp. 517-540.

32. Rubinstein, F. Dictionary of Shakespeare’s Sexual Puns and Their Significance. London, Palgrave McMillian, 1989.

33. Salomon, N. Early Nederlandish Boordeltjes and the Construction of Social “Realities”. In The Public and Private in Dutch Culture of the Golden Age. Ed. by A. K. Wheelock, A. Seeff. London, Associated University Press, 2000. Pp. 141-164.

34. Silver, L. Fools & Women: Profane Subjects by Lucas van Leyden. In The Print Collector’s Newsletter. Vol. 14. № 4. 1983 (September-October). Pp. 130-134.

35. Sluijter, E. J. “Les regards dards”: Werner van der Valckert’s Venus and Cupid. In In His Milieu: Essays on Netherlandish Art in Memory of John Michael Montias. Ed. by A. Golahny, M. M. Mochizuki, L. Vergara. Amsterdam, Amsterdam University Press, 2006. Pp. 423-439.

36. Sluijter, E. J. Rembrandt and Female Nude. Amsterdam, Amsterdam University Press, 2006.

37. Steinberg, L. The Metaphors of Love and Births in Michelangelo’s Pietàs. In Studies in Erotic Art. Ed. by T. Bowie and C. V. Christenson. New York, London, Basic Books, 1970. Pp. 231-284.

38. Streule, W. G. Objects of Desire: Case Studies in the Production and Consumption of Erotic Images in the Dutch Golden Age. PhD Dissertation. Rutgers University, New-Jersey. 2011.

39. Stronks, E. Dutch Religious Love Emblems: Reflections on Faith and Toleration in the Later 17th Century. In Literature and Theology. Vol. 23. № 2. 2009. P. 142-164.

40. Stronks, E., Boot, P. Learned Love: Proceedings of the Emblem Project Utrecht Conference on Dutch Love Emblems and the Internet (November 2006). The Hague, DANS, 2007.

41. Talvacchia, B. Taking Positions: On the Erotic in Renaissance Culture. Princeton, Princeton University Press, 1999.

42. Tassi, M. A. The Scandal of Images: Iconoclasm, Eroticism, and Painting in Early Modern English Drama. Selinsgrove (US), Susquehanna University Press, 2005.

43. Verberckmoes, J. Laughter, Jestbooks and Society in the Spanish Netherlands. London, Palgrave McMillan, 1999.

44. Verberckmoes, J. Seventeenth-Century Low Countries Jest in International Perspective. In From Revolt to Riches: Culture and History of the Low Countries, 1500-1700. Ed. by T. Hermans and R. Salverda. London, UCL Press, 2017. Pp. 214-220.

45. Wegner, W., Pee, H. Die Zeichnungen des David Vinckboons. In Munchner Jachrbuch der bildenden Kunst. Vol. 31. 1980. P. 35-128.

46. Women of the Golden Age: An International Debate on Women in the Seventeenth-Century Holland, England and Italy. Ed. by M. Huisman, E. Kloek, N. Teeuwen. Hilversum: Verloren, 1994.

47. Woodall, J. Love is in the Air: Amor as Motivation and Message in Seventeenth-Century Netherlandish Painting. In Art History: Journal of the Associations of Art Historians. Vol 19. Issue 2. 1996. Pp. 208-246.


СПИСОК ИЛЛЮСТРАЦИЙ

Рис. 1. Андреас Сток по рисунку Якоба де Гейна II. Стрелок и доярка. Ок. 1610. Гравюра резцом на меди. 414 x 328 мм. Рейксмюзеум, Амстердам, инв. н. RP-P-1887-A-11827.

Источник изображения: Mirror of Everyday Life: Genreprints in the Netherlands 1550-1700 [exh. cat.]. / Ed. by Eddy de Jongh and Ger Luijten. Amsterdam: Rijksmuseum, 1997. P. 129.

Рис. 2. Лукас ван Лейден. Доярка. 1510. Гравюра резцом на меди. 114 х 155 мм. Музей Метрополитен, Нью-Йорк, инв. н. 41.1.24.

Источник изображения: Silver, L. Fools & Women: Profane Subjects by Lucas van Leyden // The Print Collector’s Newsletter. Vol. 14. № 4. 1983 (September-October). P. 132.

Рис. 3. Ян Санредам по рисунку Хендрика Голциуса. Лето, из серии «Времена гола». 1601. Гравюра резцом на меди. 223 x 160 мм. Рейксмюзеум, Амстердам, инв. н. RP-P-1884-A-7893.

Источник изображения: официальный сайт музея; https://www.rijksmuseum.nl/en/collection/RP-P-1884-A-7893.

Рис. 4. Рембрандт. Монах в поле ржи. Ок. 1646. Офорт. 48 х 66 мм. Портлендский художественный музей, Орегон, инв. н. 88. 18.23.

Источник изображения: официальный сайт музея; http://portlandartmuseum.us/mwebcgi/mweb.exe?request=record;id=25921;type=101#.

Рис. 5. Питер Сервутерс по рисунку Давида Винкбонса. Стрелок. 1607-1608. Гравюра резцом на меди. 243 х 195 мм. Национальная галерея Шотландии, Эдинбург, инв. н. P 7149.

Источник изображения: официальный сайт музея; https://www.nationalgalleries.org/art-and-artists/150997/man-crossbow.

Рис. 6. Питер де Йоде. Женщина и птицелов. Конец XVI-начало XVII в. Гравюра резцом на меди, 195 х 226 мм. Рейксмюзеум, Амстердам, инв. н. RP-P-BI-4813.

Источник изображения: Mirror of Everyday Life: Genreprints in the Netherlands 1550-1700 [exh. cat.]. / Ed. by Eddy de Jongh and Ger Luijten. Amsterdam: Rijksmuseum, 1997. P. 85.

Рис. 7. Питер де Йоде. Женщина, сушащая сеть. Конец XVI-начало XVII в. Гравюра резцом на меди. 184 х 233 мм. Рейксмюзеум, Амстердам, инв. н. RP-P-1995-267.

Источник изображения: Mirror of Everyday Life: Genreprints in the Netherlands 1550-1700 [exh. cat.]. / Ed. by Eddy de Jongh and Ger Luijten. Amsterdam: Rijksmuseum, 1997. P. 86.

Рис. 8. Аноним по рисунку Мартена ван Клеве. 1560-70 гг. Гравюра резцом на меди. Слева: Король пьёт и Женщина, сушащая сеть. 154 х 307 мм. Рейксмюзеум, Амстердам, инв. н. RP-P-2001-1. Справа: Стрелок и Мужчина, поймавший курицу. 153 х 305 мм. Рейксмюзеум, Амстердам, инв. н. RP-P-2001-4.

Источник изображения: Luijiten, G. Teljoren in druk: een prentreeks Maarten van Cleve met mannen en vrouwen in het rond // Bulletin van het Rijksmuseum. Jaarg. 49. № 2/3. 2001. P. 155; 157.

Рис. 9. Йоханнес Виерикс по рисунку Питера Брейгеля Старшего. Стрелок из арбалета, из цикла «12 фламандских пословиц». Ок. 1566-1570. Гравюра резцом на меди. Д. 179 мм. Рейксмюзеум, Амстердам, инв. н. RP-P-1939-401.

Источник изображения: официальный сайт музея; https://www.rijksmuseum.nl/en/collection/RP-P-1939-401.

Рис. 10. Аноним по рисунку Мартена ван Клеве. Женщина, сушащая сеть. Ок. 1560-70 гг. Гравюра резцом на меди. 149 х 143 мм. Рейксмюзеум, Амстердам, инв. н. RP-P-2000-165.

Источник изображения: Luijiten, G. Teljoren in druk: een prentreeks Maarten van Cleve met mannen en vrouwen in het rond // Bulletin van het Rijksmuseum. Jaarg. 49. № 2/3. 2001. P. 152.


СНОСКИ


О журнале

Авторам

Номера журналов