Н.О. МИХАЙЛОВА Иллюстрированные открытки на тему Отечественной войны 1812 года: специфика нарратива
.png "АРТИКУЛЬТ-039")
ИЛЛЮСТРИРОВАННЫЕ ОТКРЫТКИ НА ТЕМУ ОТЕЧЕСТВЕННОЙ ВОЙНЫ 1812 ГОДА: СПЕЦИФИКА НАРРАТИВА
УДК 769.5
Автор: Михайлова Наталья Олеговна, аспирантка факультета истории искусств Европейского университета в Санкт-Петербурге (191187, Санкт-Петербург, Шпалерная ул, 1), e-mail: nmikhailova@eu.spb.ru
ORCID ID: 0000-0002-2108-312X
Аннотация: Иллюстрированные открытки начала XX века конструировали специфический нарратив об Отечественной войне 1812 года, отличавшийся как от академической традиции, так и от истории войны, которую транслировали официальные институты, такие как школа, церковь, местные власти в рамках празднования юбилея в 1912 году. Определение этой специфики представляется важным в условиях, когда жители городов – основная аудитория открытых писем – были больше вовлечены в развлекательные, нежели просветительские мероприятия, приуроченные к юбилейным торжествам. Изучение выпуска открыток в контексте таких практик, как издание юбилейных брошюр, произнесение речей на юбилейных торжествах, организация выставок, публикация научных трудов, позволяет наметить проблемный подход к этому материалу, традиционно считающемуся источниковедческим.
Ключевые слова: иллюстрированные открытые письма, юбилеи, массовая культура, тиражная графика, история печати
ILLUSTRATED POSTCARDS ON THE 1812 PATRIOTIC WAR: SPECIFIC ASPECTS OF THE NARRATIVE
UDC 769.5
Author: Mikhailova Natalia Olegovna, PhD student, Art History Department, European University at Saint Petersburg (191187, Russia, St.Petersburg, Shpalernaya st. 1), e-mail: nmikhailova@eu.spb.ru
ORCID ID: 0000-0002-2108-312X
Summary: The illustrated postcards of the early 20th century constructed a specific narrative about the 1812 Patriotic War. That narrative differed from both academic tradition and the war history translated by official institutions such as schools, churches, and local authorities during the anniversary celebrations in 1912. It is important to define this narrative, bearing in mind that the majority of people, who received such postcards lived in cities and were more involved in the entertaining activities, rather than educational context. Studying illustrated postcards in the context of other activities, which were conducted during the anniversary celebrations, such as publishing academic papers and brochures, organizing exhibitions, designing speeches for the anniversary celebrations allows us to identify a problematic approach to this material, traditionally considered to be a source for science.
Keywords: illustrated postcards, anniversary, popular culture, printed ephemera, history of printing
Ссылка для цитирования:
Михайлова Н.О. Иллюстрированные открытки на тему Отечественной войны 1812 года: специфика нарратива / Н.О. Михайлова // Артикульт. 2020. 39(3). С. 88-106. DOI: 10.28995/2227-6165-2020-3-88-106
Двухсотлетняя годовщина Отечественной войны 1812 года, позволившая сравнить опыт празднования юбилея в 1912 и 2012 году вызвала очередной всплеск интереса исследователей к этой теме [После грозы, 2015; Отечественная война, 2015]. Этому поспособствовала и неугасающая популярность темы исторической и культурной памяти, спровоцированная выходом на рубеже XX-XXI веков русских переводов работ Пьера Нора, Мориса Хальбвакса, Яна Ассмана [Нора, 1999; Хальбвакс, 2005; Ассман, 2004]. На волне интереса к «юбилеемании» [Цимбаев, 2012] XIX-XX веков в научный оборот стали вводиться источники, которые прежде находились на периферии внимания исследователей, такие как изобразительные издания, сувенирная и массовая печатная продукция Выходят публикации, посвященные именно этим, прежде казавшимся незначительными свидетелям эпохи [Лапин, 2012]. В то же время, проблемный подход к этому материалу только начинает формироваться, и настоящая работа, построенная на материале открытых писем, призвана подчеркнуть не только источниковедческий потенциал открыток, но и их значимость в изучении таких вопросов, как народное просвещение и конструирование культурной памяти.
Празднование столетнего юбилея войны 1812 года усилиями многих государственных деятелей и органов власти было превращено в общероссийское мероприятие. Основные события произошли в августе 1912 года в Москве, на Бородинском поле и Смоленске, но в торжества были вовлечены и другие города империи. В провинции проходили молебны и крестные ходы, в гимназиях устраивались тематические вечера, открывались благотворительные учреждения, переименовывались улицы, устраивались городские гуляния и чтения с туманными картинами.
Благодаря сведениям из газет, опубликованным речам, произносимым на этих мероприятиях, текстам брошюр для учащихся и народа можно составить представление о том, какие черты были присущи «официальному» нарративу о войне, проникавшему в публичное поле. Под «официальным» подразумевается институциональная принадлежность к школе, церкви, органам местной власти, которые подчинялись прямым распоряжениям правительства.
Первой характеристикой «официального» нарратива о войне следует назвать представление о ней как о череде побед. Неудачные сражения либо освещались слабо, либо, как в случае с битвой под Салтановкой или Бородинской битвой, акцент переносился на исключительный героизм воинов и вероломности врага. Например, в многочисленных юбилейных речах и брошюрах отсутствуют упоминания о первых стычках арьергарда русских войск с Наполеоном у пограничных селений. В то же время, событие под названием «Переправа Наполеона через Неман», наоборот, упоминалась достаточно часто [Шарков, 1912; Георгиевский, 1912; Cмирнов, 1912]. В подобном смещении акцента усматривается стремление зафиксировать в народной памяти не факт поражения русских войск на первом этапе войны, а факт неожиданного вторжения врага в Россию. Гораздо реже, по сравнению с другими сражениями, упоминались неудачные битвы под Гродно и Миром в июне-июле 1812 года. В целом ряде юбилейных изданий и речей после перехода наполеоновской армией реки Неман, следующими событиями, описанными более или менее подробно, оказывались бои под Смоленском или даже Бородинская битва. [Савостин, 1911; Алексеевский, 1911; Алексеев, 1914; Вороновский, 1912]. Особенно показательно отношение к Бородинскому сражению, принятое в «официальном» нарративе. Внимание правительства впервые было обращено к Бородинскому полю как «месту памяти» уже при Николае I. Тогда на Бородинском поле был создан дворцово-парковый ансамбль, Бородинский памятник и музей. В дни празднования юбилея в 1837 году сам император посетил поле и расположился в палатке вместе с войсками [Горбунов, 2012]. Все это свидетельствует об акцентировании именно этого сражения, как одного из наиболее важных в войне. В 1912 году Бородинское поле уже без оговорок было главным местом, где происходили юбилейные торжества, длившиеся несколько дней. Однако при всем этом Бородинскую битву следует признать не столько победной, сколько кровопролитной.
Сражения, попадавшие в поле освещения «официального» нарратива, представали в виде особой очередности: своеобразного «линейного» сценария, где одно событие неизбежно влекло за собой следующее. «Режиссёром» этого сценария выступали император и его военачальники. В ситуациях выбора они не представали сомневающимися или ищущими, наоборот, они словно имели готовый план, согласно которому строилось действие. Например, в юбилейной брошюре К.И. Травина появление Кутузова в качестве главнокомандующего описано так: «Приехал в армию, обошел ряды войск и сказал: "Ну разве можно отступать с такими молодцами?". И сразу слово его обошло всю армию. Приободрились солдаты и говорили:
– Вот настоящий русский человек! Не генерал, а отец. С таким отступать не будем.
Солдаты шутили:
– Приехал Кутузов бить французов!
И вот около села Бородина в ста верстах от Москвы была избрана позиция для сражения». [Травин, 1912, с. 12] В этом отрывке Кутузов предстает решительным военачальником, с активной позицией, по сравнению с осторожным Барклаем-де-Толли (ему посвящен предшествующий абзац). Однако автор упускает, что от Смоленска до Бородино армия продолжала отступать. В брошюре «опытного популяризатора» [Библиографические новости, 1912, с. 2] П.А. Россиева подобным образом упущены сомнения императора при назначении Кутузова главнокомандующим. [Россиев, 1912]. В другом издании смоленская дорога неоднократно называется «роковой», что подчеркивает предопределенность финала войны [Вороновский, 1912]. Неоднократно в брошюрах отступление русских войск предстает как сознательная тактика заманивания врага [Вороновский, 1912; Майстрах, 1912]. Предопределенность последующих сражений предыдущими особенно подчеркнута в описании второго этапа войны: «При обратном следовании союзной армии, Вязьма явилась исходным пунктом непрерывного и несомненного ее поражения <...> Далее следовал, как в логической преемственной связи событий, целый ряд поражений неприятельской армии» [Вороновский, 1912, с. 23].
Вторая особенность «официального» нарратива о войне заключалась в особой иерархии событий и своеобразной неравномерной темпоральности. Важнейшим событием войны представало, безусловно, Бородинское сражение. Об этом свидетельствовала структура многих брошюр и речей: Бородину посвящалась отдельная глава или значительный отрывок. [Смирнов, 1912; Савостин, 1911; Москва в 1812 году, 1885; Михневич, 1912]. Вторым по важности событием войны можно было бы назвать сдачу Москвы, которая также описывалась достаточно подробно. В иных сочинениях, претендовавших скорее на небольшие популярные книги для чтения, чем на юбилейные брошюры, именно оставлению Москвы уделялось наибольшее внимание. [Троицкий, 1900]. На московской выставке, посвященной войне 1812 года, сразу за залом, посвященным Бородинской битве, следовал зал, полностью посвященный Москве. [Божовский, 1912].
Менее подробно, но все же с деталями, описывался первый этап войны до Бородинской битвы. Однако сражения этого периода занимали разные места на иерархической лестнице «официального» нарратива. Так, «Битва при Клястицах» упоминалась в юбилейных брошюрах редко, хотя именно благодаря ей войска Наполеона не продвинулись на петербургском направлении. В то же время не особенно удачная в стратегическом плане битва под Салтановкой, где русские командующие не использовали имевшееся у них численное преимущество, была прославлена «официальным» нарративом [Москва в 1812 году, 1885], сохранились сведения об организации экскурсий на место этой битвы [К 100-летию Отечественной войны, 1912]. Причиной подобной популярности, вероятно, был растиражированный печатью еще в 1812 году «подвиг генерала Раевского», на поверку оказавшийся лишь легендой, которая, однако, позволяла сделать необходимый акцент на героизме русских воинов. Из событий первого этапа войны чаще других упоминалась сдача Вильны и, конечно же, Смоленска [Отечественная война, 1877; Шарков, 1912].
Ключевым сражениям второй половины кампании, после сдачи Москвы, уделялось поразительно мало внимания. Если со стратегической точки зрения решающим в переходе военной инициативы на сторону русских войск следует считать битвы под Малоярославцем и Красным, то «официальный» нарратив мог сжимать изложение этих событий до одной-двух строк или абзаца [Алексеев, 1914; Шарков, 1912; Георгиевский, 1912], либо не упоминать вообще [Алексеевский, 1911]. В иерархии нарратива у этих событий была низкая позиция
Эта иерархичность влияла на темпоральность рассказа. Неравномерная подробность повествования создавала представление о том, что с июня до конца августа 1812 года события развивались медленно, а с августа до декабря, наоборот, чрезвычайно стремительно. Четыре последних месяца года излагались «сжато», хотя именно на это время пришлись все важнейшие стратегические победы. Отсюда представление о легкой, «чуть ли не водевильной» войне, которое фиксируют исследователи [Чистякова, 2013, с. 33].
Третья особенность – выделение ограниченного круга личностей, сыгравших главную роль в победе: в первую очередь она приписывалась Александру I. В отдельных брошюрах и речах имя императора упоминалось нарочито часто [Высоцкий, 1912], его роль подчеркивалась в резюмирующих и открывающих текст абзацах [Савостин, 1911; Смирнов, 1912], наконец, она подчеркивалась визуально: портрет императора можно было назвать практически обязательной иллюстрацией, открывавшей юбилейные брошюры и книги. [Назаревский, 1911; Троицкий, 1911; Шарков, 1912; Россиев, 1912]. На уже упомянутой московской выставке первый же зал целиком был посвящен императору Александру I [К столетию Отечественной войны, 1912]. При этом личные качества императора преподносились однозначно до гротескности. «А в далекой России в это время взошел на престол Государь Император Александр Павлович – тихий гений добра. Воспитанный мудрой Бабкой Великой Екатериной юный Император, человек неизреченной доброты и великодушия преисполнен был желанием в мире и тишине устроять благополучие обширной страны своей» [Муратов, 1912, с. 275]. «Среди бедствий нашествия, общего потрясения Империи и жестоких превратностей судьбы, император Александр был лучезарным светилом, которое все грело и оживляло. Его слова, его деяния ознаменованные печатью крепости несокрушимой, служили <...> ручательством того, что не зазвенеть на России оковам рабства» [Головин, 1902, с. 6].
Вторым деятелем, которому приписывалась победа, был М.И. Кутузов, однако характеристика его заслуг и военного гения уступала количеству упоминаний заслуг императора. М.И. Кутузов представал в качестве «наследника» Суворова и как бы принимал на себя часть его славы [Савостин, 1911; Травин, 1912; Жервэ, 1912]. «Тень Суворова» в изложении «официального» нарратива ложилась и на других военачальников – Витгенштейна, Тормасова, Ермолова. Специально указывалось, что тот или иной военачальник делал что-либо «по-суворовски» [Москва в 1812 году, 1885, с. 91; Желябужский, 1912, с. 14; Отечественная война, 1877, с. 16]. В этом состояло серьезное отличие между положением в «официальном» нарративе императора, для доказательства значимости которого не требовался «авторитет» из минувшей истории, и высших лиц в армии.
Четвертая особенность – сильный акцент на роли церкви и православной веры в одержанной победе – была определена не только объективными событиями 1812 года, но и тем, какие институции занимались организацией юбилея в 1912 году. Именно священнослужителям или преподавателям «Закона Божьего» нередко приходилось произносить речи на торжественных мероприятиях. В этих речах и выпущенных при участии церкви брошюрах лейтмотивом выступала мистическая предопределенность исхода войны, которая с самого вступления Наполеона в пределы России преподносилась как борьба православного царства с «дьяволом» во плоти [Георгиевский, 1912, с. 5; Гурьев, 1887, с. 3; Жервэ, 1912, с. 6]. Кутузов-главнокомандующий преподносился как своего рода посланец небес [Жерве, 1912]. Церковь выступала как особый актор, которого причисляли к победителям, наряду с императором, военачальниками и «русским народом» [Введенский, 1912]. Непоколебимая вера – как особый русский козырь, наряду с «тактикой заманивания» и негостеприимным зимним климатом [Введенский, 1912; Алексеевский, 1911].
Перечисленные особенности, свойственные «официальному» нарративу о войне, объяснимы. В интересах государства должна была транслироваться непротиворечивая, краткая, подчеркивающая роль монарха история событий столетней давности. В таком виде она подходила для актуальных пропагандистских целей. Не случайно в речах, иллюстрациях к брошюрам, помимо имени Александра I присутствовало имя или образ Николая II [Михневич, 1912]. Не случайно в качестве центрального события торжеств и юбилейных изданий было выбрано Бородинское сражение – в нем доблестно сражались не только русские войны, но и подданные Франции, дружба с которой была чрезвычайно важна в 1910 годах. Автор статьи «Чем почтить предков» в «Новом времени» специально предостерегает от бестактности по отношению к Франции: «Нелишне помнить, что мы теперь находимся более чем в прочном мире – в военном союзе с Францией, и что этот союз считается <...> главным условием нашей международной безопасности» [Чем почтить предков, 1912, с. 3].
Параллельно с «официальным» нарративом существовала и традиция академического подхода к военной истории, при котором содержание событий не влияло на отбор фактов. В речах, произнесенных членами архивных комиссий в юбилейные годы, в научных трудах, выпущенных к годовщине, перечисленные выше черты обращались в противоположности. Ярким примером можно назвать многотомник «Отечественная война и русское общество», авторами для статей в котором выступили профессиональные историки начала XX века [Отечественная война и русское общество, 1912]. В их изложении события войны не предстают чередой побед, каждая из которых предрешает последующую. «Линейность» изложения отсутствует. Показаны сомнения военачальников и командующих, их ошибки и просчеты, описаны военные неудачи России. Заметно стремление возвратить читателю понимание важности других событий войны, помимо тех, что стоят наверху иерархической лестницы событий «официального» нарратива. «Военные действия от Вильны до занятия неприятелем Смоленска не так драматичны, как пребывание французов в Москве, их отступление через Красный или переход через Березину. Зато по своему стратегическому значению для всего облика похода 1812 года и его конечного исхода это едва ли не самая важная часть его» [Щепкин, 1912, с. 180].
В отличие от «официального» нарратива, для академической традиции было свойственно не сокращение числа событий, достойных описания и популяризации, а расширительное понимание хронологических рамок войны. Так, внешняя политика России в подобных сочинениях могла описываться начиная не с предвоенных лет и даже не с антифранцузских коалиций начала XIX века, а с политики Екатерины II, а последствия войны – отсылать к восстанию декабристов [Филатов, 1912].
Деятелей, внесших значительный вклад в победу, в рамках академической традиции упоминается не меньше десятка, при этом каждому из них уделяется достаточно внимания. В структуре 3-го тома многотомника «Отечественная война и русское общество» командующим уделено несколько статей в отдельной главе «Вожди армии», и список этих биографий открывает вовсе не биография Кутузова, а Багратиона и Барклая-де-Толли. Примечателен случай члена вяземского комитета памяти войны 1812 года М. Зайончковкого, предлагавшего переименовать станции Московско-Брестской железной дороги в честь деятелей Отечественной войны, имея в виду как крупных военачальников, так и участников партизанского движения. Этот проект был воплощен в жизнь специфическим образом – переименования постигли только ряд станций, причем, как сетовал редакции «Нового времени» автор идеи, «я предполагал, что [поскольку правительство не пошло на осуществление плана целиком – Н.М.] из моего проекта будут взяты имена главных героев войны и их именами будут названы станции, но оказывается, что старостиху Василису вспомнили, а генерала Коновницына забыли» [Зайончковский, 1912, с. 2]. Через два месяца после негодующего письма М. Зайончковского в «Новое время», дорога была переименована в Александровскую, в честь Александра I. В этом примере можно увидеть и запрос на мемориализацию широкого круга участников войны, исходящий от члена интеллектуального сообщества, и лишь частичную готовность к этому со стороны правительства, и уже отмеченное акцентирование «официальным» нарративом исключительной роли императора в событиях 1812 года.
Не столь однозначными, по сравнению с «официальным» нарративом были в «академической» традиции характеристики императора. В речи почетного члена Тамбовской архивной комиссии Н.П. Муратова прозвучали такие слова: «Мечтательный юноша, с горькими рыданиями вступивший на престол, <…> совершенно знавший России, но мечтавший <…> насадить в ней блага конституционного правления <…> уже в то время клал на Свое лицо черты того сфинкса, которым Он ушел в загробную жизнь» [Муратов, Речь… 1912, с. 4].
Между «официальным» и «академичеким» нарративами о войне обнаруживаются принципиальные различия. Они во многом определялись потенциальной аудиторией. Если брошюры и юбилейные речи звучали в основном в гимназиях, раздавались на городских торжествах в августовские дни, то есть вовлекали широкую прослойку, которую принято назвать «мещане», то научные издания становились достоянием узкого круга высоко образованных лиц, зачастую выходцев из дворянства и интеллигенции.
В настоящей статье предпринята попытка реконструировать нарратив, который можно было бы назвать «компромиссным» между «официальным» и «академическим». Его формировали выпускаемые в начале XX века иллюстрированные открытки. Подобно текстам «официального» нарратива они охватывали широкую аудиторию: открытки доходили до самых удаленных мест империи, жители которых не были вовлечены в торжества в основных местах памяти. Единение с общеимперским праздником проходило для них благодаря переименованиям улиц, открытиям стипендий в учебных заведениях, гимназическим вечерам и, конечно, городским гуляниям. С академической традицией открытки роднил усиленный фактором наглядности просветительский потенциал. Визуализированные сведения о событиях войны открытки преподносили той аудитории, которая слабо была вовлечена в собственно информативные юбилейные практики. В гимназических вечерах участвовали подростки, чтения с туманными картинами посещала небольшая часть городского населения, но наиболее массовыми мероприятиями в дни юбилея были городские гуляния и в некоторых случаях парады, [Никулина, 2013; Введенский, 1912] которые, однако, были скорее развлекательными, а не информирующими. Важно и то, что подобно академическому труду, открытки попадали к конечному адресату прямо в руки. Это значило, что, во-первых, отсутствовал посредник, произносивший текст при чтении с туманными картинами или же речь на юбилейном торжестве. Во-вторых, получатель открыток имел возможность вернуться к увиденному на ней, вдумчиво рассмотреть изображения. Именно невозможность – в силу быстроты смены кадров – отрефлексировать показанное отмечали современники как слабую сторону кинематографа и чтений с теневыми картинами. [Чтения с теневыми картинами, 1912]. Рассмотренные ниже примеры продемонстрируют, что иллюстрации на открытках и подписи к ним рассказывали о событиях войны и более подробно, чем это преподносил «официальный» нарратив, и менее однозначно Это также роднило их с академической традицией, хотя о полной принадлежности к нему речи не идет.
Располагая нарратив, который предлагали открытки, между «официальным» и «академическим», и определяя его специфику, необходимо уточнить, почему вообще уместно рассматривать иллюстрированные открытые письма в контексте брошюр для народа, юбилейных речей и научных изданий. Безусловно, это сопоставление не вполне подобных вещей: язык открыток был визуальным, предполагавшим иной способ кодирования смысла. Может показаться, что наиболее правильно было бы рассматривать открытки в контексте других визуальных практик, таких как чтения с туманными картинами и выставки на историческую тематику. Не отрекаясь от этого подхода и даже посветив ему отдельную статью [Михайлова, 2019], отметим, что другие визуальные нарративы не находили распространения, сравнимого с открытыми письмами, юбилейными речами и брошюрами. Выставки в честь годовщины, которые можно было бы рассматривать в качестве опыта визуализации «академического» нарратива1, устраивались далеко не во всех городах, а если и устраивались, то речь шла о губернских центрах при усилиях и интересе местного, весьма ограниченного краеведческого сообщества. Чтения для народа, которые, в свою очередь, можно было бы счесть примером визуализации «официального» нарратива, также не могли рассчитывать на такую обширную аудиторию, как открытые письма. Даже говоря о школах, которые были сильнее других институций вовлечены в практики чтений с туманными картинами [Очерк деятельности, 1912], специалисты отмечали слабую постановку этого дела «не только для сельских школ, но и для школ большей части городов России» [Чтения с теневыми картинами, 1912, с. 1].
Кроме того, отмеченные в настоящей статье особенности «академического» и «официального» нарративов, обнаруживаются и в названных визуальных практиках. Так, для провинциальных выставок, которые становились возможными во многом благодаря дарам местного дворянства, было свойственно привлечение внимания посетителя к событиям войны, отражавшим историю родного края в 1812 году [Казанская мужская гимназия, 1914; Выставка в память Отечественной войны, 1912; Путеводитель по Выставке, 1912]. Это естественным образом нарушало и иерархию событий, принятых в официальном нарративе, и исключенность из него событий с неоднозначным исходом, и его акцент на ограниченном количестве главных героев войны во главе с императором. Народные чтения, которые сопровождались демонстрацией картин для волшебного фонаря, были снабжены небольшим количеством изображений. Эта ограниченность вынуждала выбирать именно те иллюстрации, которые отражали главные смысловые точки чтения, тест которого обыкновенно вторил юбилейным брошюрам. Не стоит забывать и о том, что одной из ценных для читателя особенностей чтения было точное соответствие демонстрируемого изображения звучащему тексту. Отсюда свойственная «официальному» нарративу выборочность событий, находивших отражение в картинах к чтениям, их подчеркнутая иерархичность и явный акцент на роли нескольких личностей в исторической победе. Списки картин для волшебного фонаря, которые публиковались в конце текстов чтений и брошюр, позволяют судить о справедливости утверждения о родстве визуального ряда народных чтений с «официальным» нарративом [Михневич, 1912; Жервэ, 1912].
Нет сведений о том, когда именно были выпущены открытки издательства Ильи Лапина,2 посвященные войне 1812 года. Н.С. Головко указывает, что издательство существовало с 1908 года [Головко, 2017]. Можно предположить, что, как и выпуск тематического альбома «За веру, царя и отечество», открытки были приурочены к столетней годовщине войны. В этот период многие издательства выпускали серии на эту тему. Сложно представить, что один из лидеров русского рынка открытых писем, славившийся качеством типографской работы, мог бы обойти вниманием такой повод. Произведения, копии которых были помещены в упомянутом тематическом альбоме, отчасти совпадали с теми, которыми издательство проиллюстрировало открытые письма.
Особенность открыток Ильи Лапина была не только в качестве печати, но и в том, что издательство находилось в Париже. Подписи к изображениям на открытках И. Лапина часто дублировались на нескольких языках. Чаще всего это были русский и французский языки, но, помимо них, встречаются открытки с подписями на английском, испанском и польском языках. Это говорит о широте рынка сбыта открыток: они поступали в Восточную и Западную Европу, а в России успешно конкурировали с другими издательствами.
Вероятно, потому, что открытки Лапина предназначались не только для русской публики, нарратив, выстраиваемый этой серией, кажется таким особенным. Наибольшее внимание уделено событиям, непосредственно связанным с Наполеоном. Именно он выступает центральной личностью войны 1812 года, а не Александр I или Кутузов. Последнего на открытках Лапина практически нет, что сильно контрастирует с «официальным» нарративом о войне.
Открытки издательства И. Лапина были пронумерованы, что было традиционной практикой среди издателей начала XX века. Это порождало у любителей открыток стремление собрать полный тематический комплект, а издателя вынуждало задумываться о том, какие именно произведения будут отобраны для серии.
Авторами, копии произведений которых помещены на открытки И. Лапина, стали П. Гесс, В. Верещагин и Г. Доу. В издательской стратегии очевидна опора на работы, находящиеся в императорских коллекциях в Российской Империи. При этом выбраны мастера, чьи произведения обладали обаянием «достоверности». Как известно, Г. Доу выполнил серию прижизненных портретов полководцев войны 1812 года, которая украшает тематическую галерею Зимнего Дворца. П. Гесс был участником событий, его картины можно счесть «предтечами» военной журналистики. В. Верещагин, имевший опыт документирования другой войны – русско-турецкой – в своей работе над серией о 1812 годе внимательнейшим образом изучал источники [Кудря, 2010].
Построенная вокруг фигуры Наполеона, эта серия дополнена такими его знаменитыми портретами, как «Наполеон император» Жерара, «Наполеон на Аркольском мосту» Гро и «Наполеон Бонапарт первый консул» Давида. На них император представлен триумфатором и героем, и, если бы не несколько известных работ Верещагина («На морозе», «Мир во что бы то ни стало»), изображающие Наполеона вразрез с традицией парадных портретов французских художников, то казалось бы, что серия И. Лапина скорее превозносит гений французского императора, а не Александра Благословенного, как именовал его «официальный» нарратив.
Схожее смешение триумфальных и непарадных образов Наполеона можно было обнаружить в зале Наполеона на тематической выставке, организованной к юбилею войны в Риге [Путеводитель по Выставке, 1912]. Организаторами той выставки выступали сотрудники городского музея, библиотеки, общества истории и древностей, то есть выставка служила визуализацией «академического» нарратива, в то время как в рамках «официального» нарратива, например в иллюстрациях к юбилейным брошюрам, предпочитали публиковать один из парадных портретов Наполеона [Жервэ, 1912], [Михневич, 1912]. Аналогичный прием демонстрировала юбилейная выставка в память войны 1812 года в Москве. Контрастировавший с традицией парадных портретов французского императора портрет Наполеона кисти Верещагина в зимней одежде, который в свое время вызвал бурю критических комментариев, отсутствовал в тематическом зале Наполеона (его поместили в т.н. «юбилейный» зал в окружение ремесленных и кустарных изделий на тему войны 1812 года). Эту выставку, посещение которой высокими гостями входило в юбилейный церемониал, можно рассматривать как пример визуализации «официального» нарратива. Особенно если учесть, что консультантами при создании залов Наполеона и французской армии выступали «делегаты от Франции – барон де Бай и г. Депрео» [Божовский, 1913, с. 359].
Для серии И. Лапина избраны копии работ художников первой величины, малоизвестных работ начинающих авторов в серии нет. Издательство И. Лапина популяризовала шедевры, а собранная целиком серия, на некоторых экземплярах которой было указано, в какой коллекции хранится оригинал картины, представляла собой маленькую «картинную галерею» в руках собирателя открыток.
В издательской стратегии И. Лапина просматривается обусловленное коммерческой выгодой желание завоевать как французскую публику, так и русскую. При этом заметна апелляция к образованной публике, которая сможет оценить факт обращения к шедеврам русской и французской живописной школы. Комбинацией изобразительных источников, подчеркивавшей значимость французского императора, серия И. Лапина оспаривала устоявшуюся в рамках «официального» нарратива иерархию деятелей войны.
В сравнении с серией открыток И. Лапина, серия акционерного общества Грандберг и Ко в Стокгольме выглядит иной. С одной стороны, производство этих открыток также находилось за границей. С другой, основным потребителем их был все-таки русский покупатель. Издательство Грандберга тиражировало серию В. Верещагина, посвященную войне 1812 года, но помимо нее избрало картины Б. Зворыкина тему войны. Едва ли можно сравнить качество работ Б. Зворыкина с работами В. Верещагина: первые значительно уступают вторым. Б. Зворыкин много сотрудничал с иллюстрированными журналами. В его работах, помещенных на открытки издательства Грандберга, чувствуется язык журнальной иллюстрации: все произведения изобилуют деталями, сцены многофигурные, их отличает повествовательность, ведь иллюстрация в журнале, как правило, сопровождала статью, информацию из которой автор стремился передать как можно полнее. Работам В. Верещагина, наоборот, свойственна лаконичность: его работы не пестрят деталями, он предпочитает малофигурные композиции и персонажей, чье поведение, эмоции или облик играют главную роль в передаче драматизма сюжета. Открытки с картинами Б. Зворыкина, благодаря их повествовательности, вовлекали зрителя в рассматривание деталей, но при этом смысл картины лежал на поверхности. Работы В. Верещагина из-за своей лаконичности не давали зрителю готового ответа на вопросы, были более открыты для трактовок. В условиях, когда эти работы печатались на открытках без пространных комментариев В. Верещагина, подготовленных художником к первой выставке серии, однозначность возможных трактовок становилась еще меньше. Можно заключить, что издательская стратегия Гранбрерга и Ко, как и стратегия И. Лапина, ориентировалась на разнообразную аудиторию. Разница в том, что полюсами этой шкалы стали не «русская» и «заграничная» публики, а условный зритель, склонный к размышлениям над метафорами В. Верещагина, и зритель, предпочитающий прямолинейный язык журнальной иллюстрации в исполнении Б. Зворыкина.
Помещенные на открытки Грандберга работы Б. Зворыкина представляли военную эпопею не как результат деятельности выдающихся личностей, а как поистине «народную войну». В отличие от серии издательства И. Лапина, открыток с военачальниками как с той, так и с другой воюющей стороны в серии Грандберга поразительно мало. Основное внимание сосредоточено на рядовых участниках событий: крестьянах в оккупированной части империи, партизанах, французских мародерах в Москве, солдатах «Великой армии», замерзающих на пути из России. Этот интерес к рядовому участнику войны роднит серию Грандберга с экспозиционными стратегиями провинциальных выставок, организованных местными краеведческими сообществами в юбилейный год и принадлежавших к «академическому» нарративу. Согласно им, достойным экспонирования оказывался любой артефакт, связанный с эпохой, вне зависимости от того, принадлежал он кому-то из прославленных героев, участников войны, известных лишь на региональном уровне или не известных вовсе. В изложении «официального» нарратива, хотя и декларировалось понятие «народной» войны, но образ «народа» был максимально обобщен. Индивидуальностью, характером, своеобразным «правом» на примечательные внешние черты, достойные упоминания, обладали лишь ключевые деятели кампании – император и Кутузов. «Народ», обуреваемый общими и одинаковыми чувствами, представал единым организмом [Ефименко, 1911], минимальными признаками индивидуальности обладали (упоминаемые далеко не во всех текстах «официального» нарратива) герои-партизаны: Денис Давыдов, Герасим Курин, старостиха Василиса. Зрителю или слушателю вообразить поступки, облик, атрибуты, даже конкретные ситуации, в которые попадал «не герой», опираясь на материал, предлагаемый «официальным» нарративом, было сложно. Открытки, иллюстрированные копиями картин с рядовыми участниками войны, подобными работам В. Верещагина и Б. Зворыкина, предлагали индивидуализированный образ частного человека на войне.
Соблазнительно предположить, что этот образ отвечал запросу публики на смещение акцента с главных военачальников при изложении событий столетней давности. Когда через полгода после торжеств члены Бородинского общества по охранению памятников отправились с инспекцией на поле, один из членов общества заметил, что по количеству окурков, оставленных у монументов, можно судить об их популярности у посетителей, и в то же время оказалось, что «у самых отдаленных от станции и менее посещаемых памятников окурки почти отсутствуют, а у памятников Кутузову и второй батареи лейб-гвардии конной артиллерии их вовсе нет» [Павленко, 2014, с. 144]. Подобный запрос фиксировался и среди интеллектуального сообщества, причастного к формированию «академического» нарратива о войне. Так, в 1912 году кружком любителей русских изящных изданий была организована выставка гравюр и рисунков с характерным названием «Русская жизнь в эпоху Отечественной войны». После раздела, посвященного участникам войны, который далеко не ограничивался портретами самых главных военачальников, следовали такие разделы как «Военные и исторические сцены и типы» и «Бытовые сцены, типы и моды» [Русская жизнь, 1912]. Юбилейный сборник «Смоленская старина», выпущенный Смоленской ученой архивной комиссией, практически полностью был посвящен рядовым участникам войны – купцам, священникам, крестьянам, нижним военным чинам [Отчет о деятельности, 1913].
На открытках, выпущенных художественным изданием компании Зингер, представлены копии с картин художника В.В. Мазуровского. Менее известный широкой публике, чем В. Верещагин и Б. Зворыкин, этот художник-баталист был выпускником Академии Художеств и состоял живописцем при русской армии в начале XX века. Картины на тему войны 1812 года были выполнены им специально к 100-летнему юбилею события. Особенностью этой серии можно назвать то, что название каждой картины помещено на лицевую сторону открытки и дано достаточно крупно: зрителю нет необходимости переворачивать открытку, чтобы разобраться, что именно на ней изображено, у него практически нет возможности упустить название. Сочетание текста и изображения на одной стороне облегчали понимание сюжета. Это было особенно важно, учитывая, что избранные для тиражирования произведения В.В. Мазуровского не следовали короткому перечню событий войны, превозносимых «официальным» нарративом. Так, например, в серии нет иллюстраций к Бородинскому сражению3 или совету в Филях. Издательская стратегия строится вокруг сюжетов отдельных боев или бытовых сцен из жизни обеих армий. Подписи на лицевой стороне не просто дополняли изображения, они были чрезвычайно необходимы, так как без них такие сюжеты могли остаться вне понимания зрителя.
Выбор событий, расширяющий представление о войне, предлагаемое «официальным» нарративом, можно обнаружить и в серии открыток, изданных В.Р. Апухтиным. В.Р. Апухтин был орловским дворянином, краеведом, членом целого ряда археологических и архивных организаций [Малышкин, 2001]. В период подготовки к юбилею войны, он выступил с инициативой создания в Орле музея генерала Ермолова, связав это не только с годовщиной войны, но и с 50-летием со дня смерти выдающегося военачальника, пришедшимся на 1911 год. Часть средств, вырученных с продажи открыток, изданных В.Р. Апухтиным, должна была пойти на создание музея. Идея В.Р. Апухтина воплотилась только через сто с лишним лет, в 2015 году, а серия открыток, выпущенная в 1912 году, осталась уникальной по многим параметрам.
Первое, что обращает на себя внимание в оформлении этой серии – монохромность открыток. Весьма вероятно, что этого требовал скромный издательский бюджет, однако это должно было сильно повлиять на продвижение открыток на рынке: запрос на цветное изображение в начале XX века был уже достаточно заметен [Чтения с теневыми картинами, 1912]. Примечателен и отбор картин для тиражирования: здесь, наряду с работами крупных зарубежных мастеров, приведены и рисунки малоизвестных и неизвестных авторов, гравюры и изображения, напоминающие лубок. Картин В. Верещагина и П. Гесса, к которым чаще других обращались другие издатели, и которые стали изобразительным ядром упоминавшейся московской выставки [К юбилею Отечественной войны, 1912]. в серии В.Р. Апухтина нет. Благодаря разнообразию изобразительного материала, издателю удалось проиллюстрировать множество событий войны, мало известных широкой публике. Но едва ли именно это было его задачей. Ни одно изображение не выбрано произвольно или в угоду образу «водевильной» войны, транслируемой «официальным» нарративом. В серии В.Р Апухтина все изображения служат дополнением тому или иному отрывку из записок генерала А. П. Ермолова, приведенных на каждой открытке. Именно соответствием тексту следует объяснять нетривиальный подбор изображений.
Этот текст интересен и сам по себе, ведь А.П. Ермолов отличался независимостью суждений и имел собственную позицию по многим тактическим и стратегическим вопросам. Поэтому текст «Записок» мог стать в определенном смысле «альтернативным» источником, разрушающим однозначность «официального» нарратива. Однако наиболее острые и независимые высказывания и поступки генерала А.П. Ермолова исключены из текстов, помещенных на открытках В.Р. Апухтина. Тем не менее, те отрывки из «Записок», что попали на почтовые карточки, не соответствуют непротиворечивому образу войны из «официального» нарратива. Например, на открытке, посвященной сдаче Смоленска, из «Записок» приводится следующий фрагмент: «Итак, оставили мы тебя, Смоленск! Судьба препятствовала нам защищать долее. Привлекли мы на тебя все роды бедствий, наполнили отчаянием и страхом, превратили в жилище ужаса и смерти. Собственными руками ускоряли мы твое разрушение…». Мысль о том, что русские войска сами разрушали родные города и села, крайне осторожно звучала в «официальном» нарративе, появляясь лишь в связи со сдачей Москвы, и преподносилась сугубо как пример героизма русских людей. На другой открытке этой же серии, посвященной пожару в Москве, приведен еще один похожий отрывок из «Записок»: «Исполнил обещание свое граф Растопчин, и Москва стыд поругания скрыла в развалинах и пепле: собственными руками нашими был разнесен истребивший ее пламень».
Не только критический характер «Записок», но и сама форма изложения – тексты на открытках напоминают репортажные колонки – напрямую связана с мемуарной природой источника. «Записки» были рассказом участника событий. Потенциал такого изложения был осознан властью еще при Николае I. Заказав историю войны А.И. Михайловскому-Данилевскому, правительство взяло курс на создание рассказа о войне на основе свидетельств участников событий. Однако это все же была переработка комплекса текстов в соответствии запросом власти. В.О. Чистякова заметила, каким образом составлялся для участников событий опросник, на котором должен был базироваться труд А.И. Михайловского-Данилевского. В частности, в нем априори было заложено убеждение, что в формировании ополчения во время войны приняли участие все губернии империи, что должно было подчеркнуть «народный» характер войны [Чистякова, 2013].
Открытки, изданные В.Р. Апухтиным, в целом были проникнуты тем же пафосом, роднившим их с «официальным» нарративом. В текстах на нескольких открытках настоящими защитниками страны названы именно участники ополчения. В то же время, в серии можно найти открытки, текст которых не обходил стороной факт трагичности войны для населения. Благодаря этому «народ» представал не только вставшим в единодушном патриотизме на защиту отечества, но и испытавшим бедствия войны. На открытке с портретом Ф.В. Растопчина приводится отрывок из «Записок», в котором со слов графа сдача Москвы преподносится как благо, поскольку не пострадают ни эвакуированные драгоценности, ни архивы, ни имущество частных лиц… но в Москве остается «лишь 40-50 тысяч беднейшего народа». На открытке с карикатурой на Наполеона говорится о зверствах, злодействе и насилии, которое чинила вражеская армия над поселянами оккупированных территорий. Болезненный вопрос об оккупированных территориях не избегали научные труды начала XX века, но традиционно оставался в стороне в изложении «официального» нарратива.
Особую тематику для открыток избрало издательство М. Кампеля. На них помещены изображения памятников Бородинского поля, количество которых сильно возросло в период юбилейных торжеств. О мероприятиях на Бородинском поле подробно писали газеты двух столиц, перепечатки из них публиковались и в провинции. Особое внимание в этих статьях отводилось церемониальной стороне: что делал император и его свита, как были организованы полки, как проходил крестный ход и т.д. Информация о памятниках, открытых на поле, оказывалась на втором плане. Увидеть их вживую имели возможность, прежде всего, приглашенные на торжества депутации от сословий. Едва ли можно говорить о том, что то ограниченное количество рядовых горожан из провинции, которые были допущены на мероприятие, могли стать посредниками в распространении вестей о торжествах у себя в городе. Зато открытые письма такими посредниками стать могли. Они позволяли жителям маленьких городов приобщиться к празднику, рассматривая памятники того места, где сосредоточилось основное празднование в 1912 году.
Эта сопричастность усиливалась еще и тем, что изображения на открытках были не репродукциями картин, предполагающих вмешательство субъективного видения художника, а фотографиями. В местных газетах, таких как локальные епархиальные ведомости, выпускавшихся практически в каждой губернии, иллюстрации обычно отсутствовали. В брошюрах для народа, как уже отмечалось, акцент делался на героях войны и кратком перечне сражений. Памятники Бородинского поля, таким образом, не были известны широкой публике: открытки издательства Кампель закрывали эту лакуну.
Наиболее вероятными покупателями подобных открыток должны были быть те, кто посетил праздничные мероприятия в августе 1912 года: для них открытки были способом поделиться с родными фактом участия в главных торжествах страны. Размещенные на лицевой стороне фотоснимки достопримечательностей роднили такие карточки с видовыми открытками, которые распространялись схожим образом: чаще всего их отправляли с железнодорожных станций оказавшиеся в городе путешественники. Для остальных же «не-узнаваемость» изображенных мест ослабляла интерес к приобретению открытки, тем более, что некоторые открытки этой серии были снабжены совершенно невыразительными снимками. В качестве примера можно назвать открытки «Шевардинский редут» или «Парк при императорском дворце».
Издатель, очевидно, отдавал себе отчет в возможных трудностях сбыта, потому, что на обратной стороне каждой карточки размещено не краткое название изображенного места, как это делалось в случае с традиционными видовыми фотооткрытками, а достаточно развернутый комментарий. Например, на открытке с Шевардинским редутом указано «24 августа 1812 года Наполеон тремя дивизиями и кавалерийскими корпусами атаковал князя Горчакова и после жаркого упорного боя к ночи овладел редутом». Информация, заключенная в тексте, не могла быть почерпнута зрителем лишь при рассматривании фотоснимка. Текст же без фотографии рассказывал историю минувших дней, но не создавал у читателя эффект присутствия на том самом месте. Поскольку в визуальном поле «официального» нарратива о войне памятники Бородинского поля отсутствовали, фотооткрытки издательства Кампель становились уникальным предложением и обогащали представление зрителя о праздновании юбилея.
Если издательство Кампеля выбрало для своей серии памятники Бородинского поля, то издательство общины св. Евгении выпустило не менее интересную тематическую серию открыток «Русская армия в 1912 году». На открытках были помещены копии с работ Н.В. Зарецкого. Этот художник создал иллюстрации к книге Г.С. Габаева «Роспись русским полкам в 1812 году». Само название книги свидетельствует о предельно подробном освещении всех родов войск, принявших участие в наполеоновской кампании. Книга до сих пор является одним из главных научно-справочных изданий по истории российской армии в 1812 г. Тем примечательнее, что иллюстрации, созданные для книги, столь детально рассматривающей вопрос об участниках войны, были растиражированы с помощью открыток.
Рисунки Н.В. Зарецкого это не динамичные баталии или трагические военные сцены. На них – фигуры военных в статичных позах, напоминающих открытки с «русскими типами», популярные на рубеже веков. На дальнем плане может быть изображен городской пейзаж с заниженной линией горизонта, так что масштаб фигур кажется преувеличенным. Наибольшее внимание художник уделяет обмундированию и аксессуарам.
Иными словами, серия открыток издательства св. Евгении с рисунками Н.В. Зарецкого не выстраивала нарратива о войне как такового. Однако привлечение внимания к «типичным представителям» того или иного рода войск, а значит, и типичному, рядовому участнику войны, контрастировало с акцентом на выдающихся личностях, которым, согласно «официальному» нарративу, страна была обязана победой в первую очередь.
Помещение на открытки своеобразных «военных типов» отличало серию общины св. Евгении от других издательств. Среди них гораздо более популярными были сюжетные картины, подписи к которым акцентировали внимание зрителя на смысле изображенной сцены. В редких случаях на такой картине оказывались запечатлены представители разных родов войск. У покупателя, который приобретал открытку с рисунками Н.В. Зарецкого, и, в особенности у того, кто собирал серию открыток, появлялась возможность рассмотреть в деталях обмундирование и аксессуары рядовых участников сражений, оценив разнообразие войск, принесших стране победу. В условиях крайне скудного освещения этого вопроса в юбилейных брошюрах и школьных учебниках, такие открытки уподоблялись пособиям для углубленного изучения формальной стороны вопроса. Они подробно рассказывали о том, какие знаки отличия, форму, вооружение носили служащие в разных полках, и в дальнейшем могли помочь идентифицировать воина в сюжетной картине.
Серия открыток издательства В.И. Поллака была проиллюстрирована копиями с работ А.П. Апсита. Комплекс этих произведений выстраивает рассказ о войне, схожий с «официальным» нарративом в том, что выбрано лишь несколько крупных событий, таких как Бородинское сражение, сдача Москвы, переход через Неман, и несколько личностей – Наполеон, Александр I, Кутузов. На отдельных карточках упоминаются также Мюрат, Платов, Энгельгадт, Денис Давыдов.
Однако можно найти и отличия. Так, подавляющее большинство работ А.П. Апсита посвящено рядовым участникам войны, будь то «лазутчики-пластуны», партизаны или «русские уланы в разведках». История победы в войне в исполнении А.П. Апсита – это история победы русского народа, и это сходство конструируемого открытками нарратива с основной мыслью романа Л.Н. Толстого «Война и мир» не случайно. В 1912 году вышел роскошный трехтомник – очередное переиздание романа, иллюстрации для которого были выполнены именно А.П. Апситом. Некоторые из рисунков, помещенные на страницах того издания, перешли на открытки издательства В.И. Поллака, причем если книгу иллюстрировала в основном монохромная графика А.П. Апсита, то благодаря хромолитографированным открыткам его работы обрели цвет.
Другой особенностью серии В.И. Поллака с иллюстрациями А.П. Апсита можно счесть то, что в этом рассказе о войне неприятные факты не остаются в тени, не приукрашиваются, а иногда нарочито подчеркиваются. Так, на открытке «Приготовление к ужину» изображена сцена убийства лошади французским офицером. Она и должна стать ужином для мерзнущих у костра воинов. На передний план вынесена именно фигура лошади, а также тело мертвого француза, припорошенное снегом. Не менее драматична открытка «Отсталые», на которой изображены французы, из последних сил отбивающиеся от стаи волков. На переднем плане труп застреленного волка, но его сородичи уже окружают «отсталых», которым суждено будет погибнуть в этой схватке. Особенно контрастирует с традиционной для «официального» нарратива батальной сценой с Бородинского поля, открытка на эту тему у издательства В.И. Поллака. Она называется «После Бородинского боя» и изображает поле, усеянное трупами, перекликаясь со свойственными В. Верещагину композициями о русско-турецкой войне 1877-78 гг. Эту неприглядную сторону сражения в официальных речах или брошюрах, если и упоминали, то она превращалась в безликие цифры – количество погибших. Визуальный образ воздействовал гораздо сильнее. Даже аллегорическая открытка «Медаль в память 12-го года», украшенная патриотически звучащими девизами «Мы все в одну сольемся душу» и «За веру, царя и отечество» не столь однозначна. На открытке, помимо собственно медали, на переднем плане подчёркнуто реалистично изображены черепа, один из которых в головном уборе, напоминающем убор французского кирасира. Эта деталь акцентирует внимание зрителя на том, что война – это не только патриотический подвиг героев, но и людские жертвы.
Открытки издательства И.Е. Селина образуют серию «Воспоминание 1812 г.». Они проиллюстрированы копиями с картин малоизвестного художника И.М. Львова. Изображениям свойственна упрощенная композиция, нарушение пропорций, неестественность поз персонажей. Эти несовершенства роднят серию издательства И.Е. Селина с хромолитографированными лубками 1880 годов, которые зачастую исполнялись художниками-ремесленниками и ориентировались в качестве покупателей на среднее городское сословие. Текст на оборотной стороне открыток не привносит чего-то существенного к пониманию сюжета: благодаря простоте композиций, подчеркнутым эмоциям на лицах персонажей и их выраженной жестикуляции идентифицировать «своих» и «чужих», «правых» и «неправых» на картинах И.М. Львова легко. Упрощенность изобразительного языка вкупе с повествовательностью делают изображения на этих открытках доступными даже для зрителя, плохо знакомого с историей войны. Это упрощение формы вторит упрощению содержания, к которому в рамках «официального» нарратива прибегали составители брошюр для народа.
Особенное внимание обращает на себя открытка «Депутация старообрядцев Преображенского кладбища к Наполеону». Она снабжена комментарием на оборотной стороне, который исключает неоднозначные трактовки изображения: «Старообрядцы Преображенского кладбища с почетом встретили Наполеона, поднесли ему хлеб-соль и выпросили у него разные льготы». Не распространяясь о том, что открытка в данном случае тиражирует искаженные сведения о пребывании Наполеона в Москве, подпитывавшие определенные стереотипы в обществе, но отвечавшие антистарообрядческой церковной политике начала XX века, из-за чего уже священнослужители-современники недоброжелательно высказывались конкретно об этой открытке [Мельников, 1912], обратим внимание на другой аспект. Этот сюжет, помещенный на открытку и ставший, таким образом, достоянием широкой публики, неизбежно развеивал однозначный образ церкви-заступницы, объединившей народ на борьбу с Наполеоном, который рисовал «официциальный» нарратив. Обнаруживалось расхождение и с «академическим» нарративом о войне, ведь в 1912 году в научной среде была доказана безосновательность легенды о сотрудничестве старообрядцев и Наполеона [Дружинин, 1912].
Рассмотренные примеры демонстрируют иное, чем в случае с «официальным» и «академическим» нарративами, построение рассказа о войне. Издатели иллюстрированных открытых писем были свободнее в выборе изобразительного материала, чем составители брошюр для народа и организаторы чтений с туманными картинами. При этом ценность изображений была для них определенно выше, чем для авторов докладов на заседаниях архивных комиссий, издателей научных трудов и даже организаторов провинциальных тематических выставок, поскольку именно изображение становилось главным промоутером для такого товара как открытка. Над издателями открытых писем не довлели распоряжения министерства народного просвещения, которые были вынуждены соблюдать деятели церкви и школы, члены комиссий по организации юбилея, воспроизводившие логику «официального» нарратива. Их подход к материалу был сравним с академической традицией, ориентированной на независимость от актуальной политической повестки, на интерес к частному человеку, локальной истории, освещение событий, не исключавшее трагических моментов и выход за рамки представления о войне как череде победных сражений. В отличие от академических текстов и практик, коммерческая успешность была для издателей открыток несомненно выше. Но во-первых, даже в этой среде можно было обнаружить стратегии, движимые более просветительскими, чем исключительно коммерческими мотивами, как, например, рассмотренная серия В.Р. Апухтина. Во-вторых, в условиях изолированности значительной части населения городов от собственно информирующих мероприятий во время празднования юбилея, в условиях многочисленных проблем средней школы, в том числе проблемы внедрения наглядного обучения, иллюстрированные открытки играли роль дополнительных источников знаний о событиях столетней давности. Не имея права говорить о просветительском воздействии иллюстраций на открытых письмах, из-за отсутствия сведений о рецепции этих изображений, мы можем однако отметить их просветительский потенциал и, как следствие, значимость специфики этого нарратива.
ИСТОЧНИКИ
1. Алексеев В. Двенадцатый год. – Москва: Ред. журн. «Юная Россия», 1914.
2. Алексеевский П. Великие исторические годовщины – 1812-1613 (Юбилейные слова). – Самара: Электр. тип. П.Г. Петрова, 1911.
3. Библиографические новости // Новое время. 1912. 22 марта. С. 2.
4. Божовский В. Выставка 1812 года. Иллюстрированное издание. – Москва: б.изд., 1913.
5. Божовский В. Краткий обзор выставки в память Отечественной войны 1812 года. 8 сентября 1912 – 1 февраля 1913 г. – Москва: б.изд., 1912.
6. Введенский С. Празднование столетнего юбилея отечественной войны в городе Симбирске (26 августа 1912 года). – Симбирск: Типо-лит. А.Т. Токарева, 1912.
7. Вороновский В. Отечественная война 1812 г. в пределах Смоленской губернии 1812-1912 юбилейное издание Смоленского губернского земства. – Санкт-Петербург: Тип. А.С. Суворина, 1912.
8. Высоцкий М. Юбилейная памятка крестьянским детям 1812-1912 гг. Речь, сказанная мировым посредником М.М. Высоцким. – Кременец: Тип. Б.А. Горинштейна, 1912.
9. Выставка в память Отечественной войны 1812 года: каталог. – Рязань: Ученая архивная комиссия, 1912.
10. Георгиевский Г. Отечественная война. Ее причины и исход // Юбилейный сборник в память Отечественной войны 1812 г. – Москва: Изд. Московского учебного округа, 1912, Вып. 1. С. 3-32
11. Головин Н. 1812 год. Отечественная война и ее герои // 1812 год: Отечественная война и ее герои: альбом. – Москва: Товарищество М.О. Вольф, 1902. С. 1-52.
12. Гурьев В. Поучение и речь по случаю исполнившегося семидесяти-пятилетия со дня оставления неприятелю Москвы 1-го сентября 1812 года, сказанные в церкви села Покровскаго, на Филях, и в Кутузовской избе-богадельне, священником Виктором Гурьевым. – Москва: Тип. бывшая Н. В. Любенкова, 1887.
13. Ефименко А. 1812. Чтение для народа, народных и городских школ. – Санкт-Петербург: Я. Башмаков и Кo, 1911.
14. Желябужский Э. Отечественная война 1812 года и Кутузов. – Москва: А.Д. Ступин, 1912.
15. Жерве В. Славный вождь 1812 года Кутузов. – Москва: Т-во И.Д. Сытина, 1912.
16. Жервэ Н. Отечественная война 1812 г.: чтение для войск и народа. – Санкт-Петербург: Тип. Тренке и Фюсно, 1912.
17. Зайончковский М. Письмо в редакцию // Новое время. 1912. 22 марта. С. 2.
18. К столетию Отечественной войны // Новое время. 1912. 1 июля. С. 2.
19. К столетию Отечественной войны // Новое время. 1912. 16 июля. С. 1.
20. К юбилею Отечественной войны // Новое время. 1912. 20 июля. С. 2.
21. Казанская мужская гимназия. Выставка, посвященная памяти 1812-го года: каталог. – Казань: б.изд., 1914.
22. Майстрах В. Отечественная война 1812 года. Доступное изложение для народа. – Москва: Е. Коновалова и Ко, 1912.
23. Мельников Ф. Художники-исказители // Церковь. 1912. № 2. С. 42.
24. Михневич Н. 1812 год на Руси. – Москва: Т-во И. Д. Сытина, 1912.
25. Москва в 1812 году и русские люди или нашествие Наполеона на Россию и с ним двадцати народов. – Москва: И.Д. Сытин и Ко, 1885.
26. Муратов Н. В Бородинском бою // Родная старина. 1912. № 8. C. 262-279.
27. Муратов Н. Речь почетного члена Тамбовской ученой архивной комиссии Н.П. Муратова об отечественной войне 1812 года, произнесенная в г. Тамбове, в залах Духовной семинарии и Дворянского собрания 8 и 11 марта 1912 года. – Тамбов: Электро-тип. Губ. правл., 1912.
28. Назаревский В. Великие исторические годовщины – 1612-1613-1812. – Москва: Тип. т-ва И.Д. Сытина, 1911.
29. Отечественная война 1812 года. – Санкт-Петербург, 1877.
30. Отечественная война и русское общество 1812-1912 / Ред. А.К. Дживелегова, С.П. Мельгунова, В.И. Пичета. Т. 1-7 . – Москва: Ред. нар. журн. «Мирской вестник» 1911-1912.
31. Отчет о деятельности Смоленской Ученой Архивной Комиссии с 1 января 1912 по 1 января 1913. – Смоленск: б.изд., 1913.
32. Очерк деятельности Комиссии Склада за 10 лет существования // Первый Съезд деятелей по народному образованию в Московском городском общественном управлении. – Москва: Гор. тип, С. 1-20.
33. Путеводитель по Выставке в ознаменование столетия Отечественной войны 1812 г. – Рига: б.изд., 1912.
34. Россиев П. Изгнание двадесяти язык: рассказ о людях и делах 1912 года. – Москва: Т-во И.Д. Сытина, 1912.
35. Русская жизнь в эпоху Отечественной войны: Выставка гравюр и рисунков. – Санкт-Петербург: Т-во Р. Голике и А. Вильборг, 1912.
36. Савостин И. Великая Отечественная война. К 100-летнему юбилею 1812-1912 г. – Москва: Воен.-нар. журн. «Воин и пахарь», 1911.
37. Смирнов В. Отечественная война. К 100-летнему юбилею. – Москва: Смирнов, 1912.
38. Травин К. Отечественная война 1812 года. – Казань: И.С. Михеев, 1912.
39. Троицкий Д. Двенадцатый год. Очерки и рассказы из истории Отечественной войны. – Санкт-Петербург: Тип. Штаба Отд. корп. Погран. стражи, 1900.
40. Троицкий Д. Двенадцатый год. Очерки и рассказы из истории Отечественной войны. – Москва: Тип. т-ва И.Д. Сытина, 1911.
41. Турмов Г. Отечественная война 1812 года в открытках: 200-летию Отечественной войны 1812 г. посвящается: [альбом] . – Владивосток: Дальневосточный федеральный университет, 2012
42. Филатов В. Россия перед столкновением с Францией // Отечественная война и ее причины и следствия: иллюстрированный сборник под ред В.И. Пичеты. – Москва: И.Д. Сытин, 1912.
43. Чем почтить предков // Новое время. 1912. 3 января. С. 3.
44. Чтения с теневыми картинами в курсе городских начальных училищ: Доклад Исполнительной Комиссии по устройству Городского Склада теневых картин // Первый Съезд деятелей по народному образованию в Московском городском общественном управлении. – Москва: Гор. тип, 1912. С. 1-14.
45. Шарков В. Отечественная война или нашествие Наполеона на Россию 1812-1912. – Санкт-Петербург: Освобождение, 1912.
46. Щепкин Е. От Вильны до Смоленска. Взятие Смоленска // Отечественная война и русское общество 1812-1912. Т.3. – Москва: Ред. нар. журн. «Мирской вестник», 1912. С. 180-194.
ЛИТЕРАТУРА
1. Ассман Я. Культурная память: Письмо, память о прошлом и политическая идентичность в высоких культурах древности / Пер. с нем. М.М. Сокольской. – Москва: Языки славянской культуры, 2004.
2. Головко Н. Тайна имени издателя И.С. Лапина // Библиография и книговедение. – Москва: ИТАР-ТАСС, 2017. № 5 (412). С. 110-117.
3. Горбунов А. Бородинские торжества 1839 и 1912 гг. как образцы празднования исторических юбилеев в Российской империи // Отечественная война 1812 года. Источники. Памятники. Проблемы: Материалы XVII Международной научной конференции (Бородино, 5-7 сентября 2011). Можайск: Государственный Бородинский военно-исторический музей-заповедник, 2012. С. 152-161.
4. Дружинин В. О пребывании французов в Московском Преображенском богадельном доме в 1812 году. – Санкт-Петербург: Тип. Гл. упр. уделов, 1912.
5. Кудря А. Верещагин. – Москва: Молодая гвардия, 2010.
6. Лапин В. Память как товар: коммерческая составляющая столетнего юбилея войны 1812 года // Новое литературное обозрение. 2012. № 6 (118). С. 206-217.
7. Малышкин С. В.Р. Апухтин как публикатор документов о войне 1812 года // Отечественная война 1812 года. Источники, памятники, проблемы: Материалы IX науч. Конференции. – Москва: Калита, 2001. С. 174-176.
8. Михайлова Н. Этнографические сюжеты в произведениях печатной графики на рубеже XIX-XX веков: от «высокой» культуры к «популярному народоведению» // Новое литературное обозрение. 2019. № 156(2). С. 107-124.
9. Никулина Н. Как это было... (Празднование столетия Отечественной войны 1812 г) // Сборник материалов всероссийской ежегодной научно-практической конференции «Общество, наука, инновации». – Киров: Вятский государственный университет, 2013. С. 155-159.
10. Нора П. Франция – память / П. Нора, М. Озуф [и др.]; Пер с фр. Д. Хапаевой. – Санкт-Петербург: Издательство Санкт-Петербургского университета, 1999.
11. Отечественная война 1812 года. Экранизация памяти: сборник научных статей по итогам Международной научной конференции, 24-26 мая 2012 / отв. ред. Д.Л. Караваев. – Москва: ВГИК, 2015.
12. Павленко В. Столетний юбилей Отечественной войны 1812г: год спустя // Вестник Российского государственного гуманитарного университета: История. Филология. Культурология. Востоковедение. Москва: Издательский центр Российского государственного гуманитарного университета, 2014. № 17(139). С. 142-153.
13. После грозы. 1812 год в исторической памяти России и Европы: сборник статей / под ред. Д.А. Сдвижкова (при участии Гидо Хаусманна). – Москва: Кучково поле, 2015.
14. Хальбвакс М. Коллективная и историческая память // Неприкосновенный запас. 2005. №2−3 (40−41). С.8–27.
15. Цимбаев К. Реконструкция прошлого и конструирование будущего в России XIX века: опыт использования исторических юбилеев в политических целях // Историческая культура императорской России: формирование представлений о прошлом: коллективная монография в честь профессора И.М. Савельевой. / отв. ред. А.Н. Дмитриева. – Москва: Издательский дом Высшей школы экономики, 2012. С. 475-498.
16. Чистякова В. Отечественная война 1812 года в нарративах «популярной культурной памяти» // Артикульт. 2013 № 11 (3-2013) С. 32-45.
SOURCES
1. Alekseev V. Dvenadczaty`j god [The Twelfth year]. Moscow, Red. zhurn. “Yunaya Rossiya”, 1914.
2. Alekseevskij P. Velikie istoricheskie godovshhiny` – 1812-1613 (Yubilejny`e slova) [The great historical anniversaries– 1812-1613 (Anniversary speech)]. Samara, Elektr. tip. P.G. Petrova, 1911.
3. Bibliograficheskie novosti [Bibliographic news]. In: Novoe vremya [The new time.], 1912. March 22. P. 2.
4. Bozhovskij V. Vy`stavka 1812 goda. Illyustrirovannoe izdanie [Exhibition of 1812. Illustrated edition], Moscow, S. l., 1913.
5. Bozhovskij V. Kratkij obzor vy`stavki v pamyat` Otechestvennoj vojny` 1812 goda. 8 sentyabrya 1912 – 1 fevralya 1913 g [A brief overview of the exhibition in memory of the Patriotic War of 1812. 8 September 1912 - 1 February 1913]. Moscow, S. l., 1912.
6. Chem pochtit` predkov [How to honor the ancestors]. In: Novoe vremya [The New Time], 1912. January 3. P. 3.
7. Chteniya s tenevy`mi kartinami v kurse gorodskix nachal`ny`x uchilishh: Doklad Ispolnitel`noj Komissii po ustrojstvu Gorodskogo Sklada tenevy`x kartin [Shadow Painting Readings in Urban Primary Schools: Report of the Executive Committee for the City Shadow Painting Warehouse]. In: Pervy`j S``ezd deyatelej po narodnomu obrazovaniyu v Moskovskom gorodskom obshhestvennom upravlenii [The First Congress of Public Education Workers in the Moscow City Public Administration]. Moscow, Gor. Tip, 1912. Pp. 1-14.
8. Efimenko A. 1812. Chtenie dlya naroda, narodny`x i gorodskix shkol [1812. Public Reading for the people, folk and city schools.]. Saint Petersburg, Ya. Bashmakov i Ko, 1911.
9. Filatov V. Rossiya pered stolknoveniem s Franciej [Russia before the clash with France]. In: Otechestvennaya vojna i ee prichiny` i sledstviya: illyustrirovanny`j sbornik pod red V. I. Pichety` [The Patriotic War and its Causes and Consequences: An Illustrated Collection under the editorship of V.I. Picheta]. Moscow, I.D. Sytin, 1912.
10. Georgievskij G. Otechestvennaya vojna. Ee prichiny` i isxod [Patriotic War. Its causes and outcome]. In: Yubilejny`j sbornik v pamyat` Otechestvennoj vojny` 1812 g. [Anniversary collection in memory of the Patriotic War of 1812], Moscow, Izd. Moskovskogo uchebnogo okruga, 1912, №. 1. Pp. 3-32
11. Golovin N. 1812 god. Otechestvennaya vojna i ee geroi [The Patriotic War and its heroes]. In: 1812 god: Otechestvennaya vojna i ee geroi: al`bom [1812: The Patriotic War and its heroes: an album.], Moscow, Tovarishchestvo M.O. Vol'f, 1902. Pp. 1-52.
12. Gur`ev V. Pouchenie i rech` po sluchayu ispolnivshegosya semidesyati-pyatiletiya so dnya ostavleniya nepriyatelyu Moskvy` 1-go sentyabrya 1812 goda, skazanny`e v cerkvi sela Pokrovskago, na Filyax, i v Kutuzovskoj izbe-bogadel`ne, svyashhennikom Viktorom Gur`evy`m [Instruction and speech on the occasion of the seventieth anniversary of the abandonment of Moscow by the enemy on September 1, 1812, said in the church of the village of Pokrovskoe, in Fily by priest Victor Guriev]. Moscow, Tip. byvshaya N.V. Lyubenkova, 1887.
13. Kazanskaya muzhskaya gimnaziya. Vy`stavka, posvyashhennaya pamyati 1812-go goda: katalog [Kazan male gymnasium. Exhibition dedicated to the memory of 1812: catalogue]. Kazan`, S. l, 1914.
14. K stoletiyu Otechestvennoj vojny` [By the century of the Patriotic War]. In: Novoe vremya [The new time], 1912. July 16. P. 1.
15. K stoletiyu Otechestvennoj vojny` [By the century of the Patriotic War]. In: Novoe vremya [The new time], 1912. July 1. P. 2
16. K yubileyu Otechestvennoj vojny`[To the anniversary of the Patriotic War]. In: Novoe vremya [The new time], 1912. July 20. P. 2.
17. Majstrax V. Otechestvennaya vojna 1812 goda. Dostupnoe izlozhenie dlya naroda [The Patriotic War of 1812. Accessible narrative for the people]. Moscow, E. Konovalova i Ko, 1912.
18. Mel`nikov F. Xudozhniki-iskaziteli [Artists-distorters]. In: Cerkov` [Church], 1912. № 2. P. 42.
19. Mihnevich N. 1812 god na Rusi [1812 in Russia]. Moscow, T-vo I. D. Sytina, 1912.
20. Moskva v 1812 godu i russkie lyudi ili nashestvie Napoleona na Rossiyu i s nim dvadczati narodov [Moscow in 1812 and Russian people or Napoleon's invasion of Russia and twenty nations]. Moscow, I.D. Sytin i Ko, 1885.
21. Muratov N. V Borodinskom boyu [In the Battle of Borodino]. In: Rodnaya starina [Dear Old Times], 1912. № 8. Pp. 262-279.
22. Muratov N. Rech` pochetnogo chlena Tambovskoj uchenoj arxivnoj komissii N.P. Muratova ob otechestvennoj vojne 1812 goda, proiznesennaya v g. Tambove, v zalax Duxovnoj seminarii i Dvoryanskogo sobraniya 8 i 11 marta 1912 goda [Speech by the honorary member of the Tambov Archive Committee, N.P. Muratov, about the Patriotic War of 1812, delivered in Tambov, in the halls of the Theological Seminary and the Noble Assembly on March 8 and 11, 1912.]. Tambov, Elektro-tip. Gub. pravl., 1912.
23. Nazarevskij V. Velikie istoricheskie godovshhiny` – 1612-1613-1812 [Great historical anniversaries - 1612-1613-1812]. Moscow, Tip. t-va I.D. Sytina, 1911.
24. Ocherk deyatel`nosti Komissii Sklada za 10 let sushhestvovaniya [Description of the Warehouse Commission's activities over 10 years of existence]. In: Pervy`j S``ezd deyatelej po narodnomu obrazovaniyu v Moskovskom gorodskom obshhestvennom upravlenii [The First Congress of Public Education Workers in the Moscow City Public Administration]. Moscow, Gor. Tip. Pp. 1-20.
25. Otchet o deyatel'nosti Smolenskoj Uchenoj Arhivnoj Komissii s 1 yanvarya 1912 po 1 yanvarya 1913 [Report on the activities of the Smolensk Academic Archive Commission from 1 January 1912 to 1 January 1913]. Smolensk, S.l., 1913.
26. Otechestvennaya vojna 1812 goda [The Patriotic War of 1812.]. Saint Peterburg, 1877.
27. Otechestvennaya vojna i russkoe obshhestvo 1812-1912 [The Patriotic War and Russian Society 1812-1912]. Ed. By A.K. Dzhivelegov, S.P. Mel`gunov, V.I. Picheta. T. 1-7. Moscow, Red. nar. zhurn. «Mirskoj vestnik», 1911-1912.
28. Putevoditel` po Vy`stavke v oznamenovanie stoletiya Otechestvennoj vojny` 1812 g [Guidebook to the Exhibition in honor of the centenary of the Patriotic War]. Riga, S. l., 1912.
29. Rossiev P. Izgnanie dvadesyati yazy`k: rasskaz o lyudyax i delax 1912 goda [The expulsion of twenty languages: the story of the people and affairs of 1912]. Moscow, T-vo I.D. Sytina, 1912.
30. Russkaya zhizn` v e`poxu Otechestvennoj vojny`: Vy`stavka gravyur i risunkov [Russian Life in the Epoch of the Patriotic War: Exhibition of Engravings and Drawings.]. Saint Petersburg, T-vo R. Golike i A. Vil'borg, 1912.
31. Savostin I. Velikaya Otechestvennaya vojna. K 100-letnemu yubileyu 1812-1912 g [The Great Patriotic War. To the 100th anniversary of 1812-1912.]. Moscow, Voen.-nar. zhurn. “Voin i pahar'”, 1911.
32. Smirnov V. Otechestvennaya vojna. K 100-letnemu yubileyu [Patriotic War. To the 100th anniversary]. Moscow, Smirnov, 1912.
33. Travin, K. Otechestvennaya vojna 1812 goda [The Patriotic War of 1812]. Kazan`, I.S. Miheev, 1912.
34. Troiczkij D. Dvenadczaty`j god. Ocherki i rasskazy` iz istorii Otechestvennoj vojny` [The Twelfth year. Essays and stories from the history of the Patriotic War.]. Saint Petersburg, Tip. Shtaba Otd. korp. Pogran. Strazhi, 1900.
35. Troiczkij D. Dvenadczaty`j god. Ocherki i rasskazy` iz istorii Otechestvennoj vojny` [The Twelfth year. Essays and stories from the history of the Patriotic War.]. Moscow, Tip. t-va I.D. Sytina, 1911.
36. Turmov G. Otechestvennaya vojna 1812 goda v otkry`tkax: 200-letiyu Otechestvennoj vojny` 1812 g. posvyashhaetsya: [al`bom] [The Patriotic War of 1812 in postcards: 200th anniversary of the Patriotic War of 1812 is dedicated: [Album]]. Vladivostok, Dal'nevostochnyj federal'nyj universitet, 2012
37. Sharkov V. Otechestvennaya vojna ili nashestvie Napoleona na Rossiyu 1812-1912 [Patriotic War or Napoleon's Invasion of Russia 1812-1912]. Saint Petersburg, Osvobozhdenie, 1912.
38. Shhepkin E. Ot Vil`ny` do Smolenska. Vzyatie Smolenska [From Vilna to Smolensk. Taking Smolensk]. In: Otechestvennaya vojna i russkoe obshhestvo 1812-1912 [The Patriotic War and Russian society 1812-1912]. Vol.3. Moscow, Red. nar. zhurn. «Mirskoj vestnik», 1912. Pp. 180-194.
39. Vvedenskij S. Prazdnovanie stoletnego yubileya otechestvennoj vojny` v gorode Simbirske (26 avgusta 1912 goda) [Celebration of the centenary of the Patriotic war in Simbirsk (August 26, 1912)]. Simbirsk, Tipo-lit. A.T. Tokareva, 1912
40. Voronovskij V. Otechestvennaya vojna 1812 g. v predelax Smolenskoj gubernii 1812-1912 yubilejnoe izdanie Smolenskogo gubernskogo zemstva [The Patriotic War of 1812 in the Smolensk Province 1812-1912: anniversary edition]. Saint Petersburg, Tip. A.S. Suvorina, 1912.
41. Vy`soczkij M. Yubilejnaya pamyatka krest`yanskim detyam 1812-1912 gg. Rech`, skazannaya mirovy`m posrednikom M.M. Vy`soczkim [Anniversary memo to peasant children 1812-1912. The speech by M.M. Vy`soczkij]. Kremenecz, Tip. B.A. Gorinshtejna, 1912.
42. Vy`stavka v pamyat` Otechestvennoj vojny` 1812 goda: katalog [Exhibition in memory of the Patriotic War of 1812: catalogue.]. Ryazan`, Uchenaya arhivnaya komissiya, 1912
43. Zajonchkovskij M. Pis`mo v redakciyu [Letter to the editorial office]. In: Novoe vremya [The new time], 1912. March 22. P. 2.
44. Zhelyabuzhskij E`. Otechestvennaya vojna 1812 goda i Kutuzov [The Patriotic War of 1812 and Kutuzov]. Moscow, A.D. Stupin, 1912.
45. Zherve` N. Otechestvennaya vojna 1812 g.: chtenie dlya vojsk i naroda [The Patriotic War of 1812: a reading for troops and ordinary people]. Saint Petersburg, Tip. Trenke i Fyusno, 1912.
46. Zherve V. Slavny`j vozhd` 1812 goda Kutuzov [The glorious leader of 1812, Kutuzov]. Moscow, T-vo I.D. Sytina, 1912.
REFERENCS
1. Assmann J. Kul`turnaya pamyat`: Pis`mo, pamyat` o proshlom i politicheskaya identichnost` v vy`sokix kul`turax drevnosti [Cultural Memory and Early Civilization Writing, Remembrance, And Political Imagination]. Moscow, Yazyki slavyanskoj kul'tury, 2004.
2. Chistyakova V. Otechestvennaya vojna 1812 goda v narrativax “populyarnoj kul`turnoj pamyati” [Patriotic war of 1812 in the narratives of “popular cultural memory”]. In: Articult, 2013 # 11 (3-2013). Pp. 32-45.
3. Cimbaev K. Rekonstrukciya proshlogo i konstruirovanie budushhego v Rossii XIX veka: opy`t ispol`zovaniya istoricheskix yubileev v politicheskix celyax [Reconstruction of the Past and Constructing the Future in Russia of the 19th Century: Experience of Using Historical Jubilees for Political Purposes]. In: Istoricheskaya kul`tura imperatorskoj Rossii: formirovanie predstavlenij o proshlom: kollektivnaya monografiya v chest` professora I.M. Savel`evoj. / otv. red. A. N. Dmitrieva [Historical Culture of Imperial Russia: Shaping the Past: A Collective Monograph in honor of Professor I.M. Savelieva. Editor-in-Chief A.N. Dmitrieva]. Moscow, Izdatel'skij dom Vysshej shkoly ekonomiki, 2012. Pp. 475–498.
4. Druzhinin V. O preby`vanii franczuzov v Moskovskom Preobrazhenskom bogadel`nom dome v 1812 godu [About the stay of the French in the Moscow Preobrazhensky Almshouse in 1812]. Saint Petersburg, Tip. Gl. Upr. Udelov, 1912.
5. Golovko N. Tajna imeni izdatelya I. S. Lapina [The mystery of the publisher's name I.S. Lapin]. In: Bibliografiya i knigovedenie [Bibliography and book science]. Moscow, ITAR-TASS, 2017. № 5 (412). Pp. 110-117.
6. Gorbunov A. Borodinskie torzhestva 1839 i 1912 gg. kak obrazcy prazdnovaniya istoricheskix yubileev v Rossijskoj imperii [Borodino festivities of 1839 and 1912 as examples of celebration of historical anniversaries in the Russian Empire]. In: Otechestvennaya vojna 1812 goda. Istochniki. Pamyatniki. Problemy`: Materialy` XVII Mezhdunarodnoj nauchnoj konferencii (Borodino, 5-7 sentyabrya 2011) [The Patriotic War of 1812. Sources. Monuments. Problems: Materials of the XVII International Scientific Conference (Borodino, 5-7 September 2011).]. Mozhajsk, Gosudarstvennyj Borodinskij voenno-istoricheskij muzej-zapovednik, 2012. Pp. 152-161.
7. Kudrya A. Vereshhagin [Vereshchagin], Moscow, Molodaya gvardiya, 2010.
8. Lapin V. Pamyat` kak tovar: kommercheskaya sostavlyayushhaya stoletnego yubileya vojny` 1812 goda [Memory as a commodity: a commercial component of the centenary of the 1812 war]. In: Novoe literaturnoe obozrenie [New literary review], 2012. № 6 (118). Pp. 206-217.
9. Maly`shkin S. V R. Apuxtin kak publikator dokumentov o vojne 1812 goda [V.R. Apukhtin as a publisher of documents on the war of 1812]. In: Otechestvennaya vojna 1812 goda. Istochniki, pamyatniki, problemy`: Materialy` IX nauchnoy Konferencii [The Patriotic War of 1812. Sources, monuments, problems: Materials of the IX scientific conference]. Moscow, Kalita, 2001. Pp. 174-176.
10. Mikhailova N. E`tnograficheskie syuzhety` v proizvedeniyax pechatnoj grafiki na rubezhe XIX-XX vekov: ot “vy`sokoj” kul`tury` k “populyarnomu narodovedeniyu” [Ethnographic Subjects in Prints at the Turn of 20th Century: From “High” Culture to “Popular Ethnography”]. In: Novoe literaturnoe obozrenie [New literary review], 2019. № 156(2). Pp. 107-124.
11. Nikulina N. Kak e`to by`lo... (Prazdnovanie stoletiya Otechestvennoj vojny` 1812 g) [How was it... (Celebration of the centenary of the Patriotic War of 1812)]. In: Sbornik materialov vserossijskoj ezhegodnoj nauchno-prakticheskoj konferencii “Obshhestvo, nauka, innovacii” [Collection of materials of the All-Russian annual scientific-practical conference “Society, science, innovations”]. Kirov, Vyatskij gosudarstvennyj universitet, 2013. Pp. 155-159.
12. Nora P. Franciya – pamyat` [France – Memory]. Saint Petersburg, Izdatel'stvo Sankt-Peterburgskogo universiteta, 1999.
13. Otechestvennaya vojna 1812 goda. E`kranizaciya pamyati: sbornik nauchny`x statej po itogam Mezhdunarodnoj nauchnoj konferencii, 24-26 maya 2012 [The Patriotic War of 1812. Memory Screening: a collection of scientific articles on the results of the International Scientific Conference, 24-26 May 2012]. Moscow, VGIK 2015.
14. Pavlenko V. Stoletnij yubilej Otechestvennoj vojny` 1812g: god spustya [Hundredth anniversary of the Patriotic War of 1812: a year later]. In: Vestnik Rossijskogo gosudarstvennogo gumanitarnogo universiteta: Istoriya. Filologiya. Kul`turologiya. Vostokovedenie [Bulletin of the Russian State Humanitarian University: History. Philology. Cultural studies. Oriental Studies.]. Moscow, Izdatel'skij centr Rossijskogo gosudarstvennogo gumanitarnogo universiteta, 2014. № 17(139). Pp. 142-153.
15. Posle grozy`. 1812 god v istoricheskoj pamyati Rossii i Evropy` [After the storm. The year 1812 in the historical memory of Russia and Europe]. Sbornik statej, pod red. D. A. Sdvizhkova (pri uchastii Gido Xausmanna). Moscow, Kuchkovo pole, 2015.
16. Xal`bvaks M. Kollektivnaya i istoricheskaya pamyat` [Collective and historical memory]. In: Neprikosnovenny`j zapas [Untouchable supply], 2005. #2−3 (40−41). Pp. 8–27.
СНОСКИ
1 Следует различать главную выставку, посвященную Отечественной войне, устроенную в 1912 году в Москве, и похожие инициативы, предпринятые в провинции. Если Московская выставка была своеобразной визуальной витриной памяти о событиях столетней давности, готовилась специальным комитетом и, как неотъемлемая часть московских торжеств, посещалась самыми высокими гостями, то местные выставочные инициативы, как правило, исходили от архивных комиссий или образовательных институтов, однако не контролировались центральными органами власти и не попадали в поле внимания первых лиц в государстве, оставаясь локальным событием.
2 Не существует единого исчерпывающего каталога всех открыток на тему Отечественной войны 1812 года, выпускавшихся в начале XX века. При анализе некоторых серий, приведенных в статье, автор опирался на собственную электронную коллекцию, составленную как на основе открытых источников, таких как http://www.filokartist.net/ и http://www.museum.ru/museum/1812/Memorial/Postcard/1812.html, электронного каталога РГБ и РНБ, Госкаталога, так и на основе единственного тематического альбома Г. Турмова [Турмов, 2012].
3 Этот выбор характеризует именно издательскую стратегию. У В. В. Мазуровского есть несколько картин на тему Бородинской битвы. Их копии помещались на открытки других издательств, например, издательства «Ришар»
О журнале
- История журнала
- Редакционный совет и редакционная коллегия
- Авторы
- Этические принципы
- Правовая информация
- Контакты
Авторам
- Регламент принятия и рассмотрения статьи
- Правила оформления статьи
- Правила оформления сносок
- Правила оформления списка литературы
Номера журналов
- Артикульт-55 (3-2024)
- Артикульт-54 (2-2024)
- Артикульт-53 (1-2024)
- Артикульт-52 (4-2023)
- Артикульт-51 (3-2023)
- Артикульт-50 (2-2023)
- Артикульт-49 (1-2023)
- Артикульт-48 (4-2022)
- Артикульт-47 (3-2022)
- Артикульт-46 (2-2022)
- Артикульт-45 (1-2022)
- Артикульт-44 (4-2021)
- Артикульт-43 (3-2021)
- Артикульт-42 (2-2021)
- Артикульт-41 (1-2021)
- Артикульт-40 (4-2020)
- Артикульт-39 (3-2020)
- Артикульт-38 (2-2020)
- Артикульт-37 (1-2020)
- Артикульт-36 (4-2019)
- Артикульт-35 (3-2019)
- Артикульт-34 (2-2019)
- Артикульт-33 (1-2019)
- Артикульт-32 (4-2018)
- Артикульт-31 (3-2018)
- Артикульт-30 (2-2018)
- Артикульт-29 (1-2018)
- Артикульт-28 (4-2017)
- Артикульт-27 (3-2017)
- Артикульт-26 (2-2017)
- Артикульт-25 (1-2017)
- Артикульт-24 (4-2016)
- Артикульт-23 (3-2016)
- Артикульт-22 (2-2016)
- Артикульт-21 (1-2016)
- Артикульт-20 (4-2015)
- Артикульт-19 (3-2015)
- Артикульт-18 (2-2015)
- Артикульт-17 (1-2015)
- Артикульт-16 (4-2014)
- Артикульт-15 (3-2014)
- Артикульт-14 (2-2014)
- Артикульт-13 (1-2014)
- Артикульт-12 (4-2013)
- Артикульт-11 (3-2013)
- Артикульт-10 (2-2013)
- Артикульт-9 (1-2013)
- Артикульт-8 (4-2012)
- Артикульт-7 (3-2012)
- Артикульт-6 (2-2012)
- Артикульт-5 (1-2012)
- Артикульт-4 (4-2011)
- Артикульт-3 (3-2011)
- Артикульт-2 (2-2011)
- Артикульт-1 (1-2011)
- Отозванные статьи